Инквизитор - Кэтрин Джинкс

Следовательно, когда славные воины проехали через Кассера в праздник Рождества Пресвятой Богородицы и не вернулись, мальчиков постигло жестокое разочарование. Подобно остальным жителям деревни, они предположили, что отец Августин решил заночевать в форте. («Мы думали, ну наконец-то ваш монах развлекается со своей зазнобой», — объяснил потом один крестьянин.) И утром они сами устремились навстречу своим героям, боясь пропустить их.

Во время нашей беседы с Гийомом, старшим из мальчиков, он очень живо описал то утро. По словам Гийома, Гвидо побаивался идти в форт, потому что среди детей в деревне считалось, что там обитают «бесы». Истинный смысл этого замечания всегда ускользал от меня, поскольку взрослые жители деревни, казалось, дружески расположены к женщинам. Возможно, понятие «бесы» коренится в еретических верованиях семьи де Разье. Либо определенные проявления бесовской силы и впрямь имели там место. Так или иначе, по пути Гийому пришлось успокаивать друга, говоря, что никаких бесов в форте не осталось, потому что инквизитор Лазе их, конечно же прогнал.

Они говорили об инквизиторе и о том, скольких бесов он заточил в тюрьму Лазе, когда в нос им ударил дурной запах. (Если вы помните, то был сентябрь месяц, и дни стояли очень теплые) Чем дальше они шли, тем сильнее становилось зловоние. Гийом немедленно предположил, что где-то неподалеку лежит павшая овца, жертва болезни, либо собак, либо еще какой напасти, которым овцы, насколько я понимаю, особо подвержены. Он начал развивать свое предположение, но Гвидо возразил ему, что ни одна овца не числилась в пропавших.

Потом они услышали жужжание мух. Сначала они подумали, что это пчелиный рой, и испугались, и Гвидо хотел было повернуть обратно. Однако Гийом пустил в дело все свои мыслительные способности и, установив связь между запахом и звуком, сделал вывод, что мертвое животное привлекает насекомых, а раз оно привлекает так много насекомых, то оно, вероятно, очень крупное.

Итак, он с некоторой опаской продолжал путь, держа в руке заостренную палку, и там, где тропа выходила на небольшую площадку, густо поросшую по краям кустарником, он обнаружил останки отряда отца Августина.

Вы, без сомнения, слышали, что отец Августин и его стражи были изрублены на куски, но возможно, вы не вполне понимаете, что выражение «изрублены на куски» есть не гипербола, но буквальное описание состояния жертв. Их тела были разрезаны на мелкие части, и эти части рассеяны, точно семена. Не осталось ни клочка одежды. Фигура речи, которую можно было бы употребить для изображения сцены — это «разоренный склеп» или еще лучше — «поле костей», но только кости эти были не голы и не сухи. В крови и гниющей плоти, они, из-под покрова мух, взывали к небесам о мести.

Попробуйте вообразить себе зрелище, представшее глазам Гийома: место чудовищной резни, почерневшая от крови пыль, забрызганные кровью листва и камни, липкие ошметки мяса повсюду и висящее в воздухе зловоние такой густоты, что казалось, оно само обрело плоть. (Гийом признавался мне позднее, что он едва мог дышать.) Сначала оцепеневшие дети не поняли, в чем дело. У Гийома промелькнула мысль, что волчья стая растерзала здесь овцу. Но, когда они подошли ближе и туча мух, вспугнутых ими, поднялась и исчезла, как туман, он разглядел человеческую ступню и понял, что случилось.

— Я побежал, — сказал он, когда я спросил его. — Я побежал, потому что Гвидо побежал. Мы оба побежали обратно в деревню.

— Не в форт? Туда было ближе.

— Да мы и не подумали об этом. — С немного стыдливым видом он прибавил: — Гвидо боялся идти в форт. Это Гвидо боялся, не я.

— А потом?

— Я увидел кюре. Я рассказал ему.

Как вы сами себе представляете, отец Поль почувствовал ужас и некоторую растерянность. Он пошел к Бруно Пелфору, который был самым богатым и самым важным человеком в Кассера, и вместе они обратились за помощью к другим жителям. Было решено снарядить отряд для осмотра места преступления и переноски останков. Были собраны разнообразные крестьянские инструменты, призванные послужить оружием на случай засады. По совету Гийома, они захватили с собой мешки и корзины. Затем четырнадцать человек, прихватив серпы, лопаты и колья, которыми погоняют мулов, отправились к форту.

Они вернулись много позже, преследуемые роем мух.

— Это было ужасно, — рассказывал мне отец Поль. — Запах был невыносимый. Некоторые из тех, кто подбирал куски… заболели. Их рвало. Другие говорили, что это работа дьявола, и были очень напуганы. Потом мешки и корзины сожгли. Никто не хотел забирать их обратно.

— А о женщинах не вспомнили?

— Ах да, мы подумали о них. Мы боялись, что с ними сделали то же самое. Но никто не хотел идти туда.

— Но кое-кто все-таки отважился?

— Да. Когда мы вернулись в деревню, я послал записку прево в Разье. У него там маленький гарнизон — очень маленький. Он прибыл вместе с солдатами, и они отправились в форт.

Между тем разгорелся спор по поводу того, как поступить с останками. Было установлено, что это мужские останки, и большинство жителей деревни сошлось во мнении, что они принадлежат отцу Августину и его спутникам. Но полной уверенности в этом все-таки не было, поскольку ни одной головы не нашли. Некоторые другие части тел тоже отсутствовали, и на ходивших туда посыпались упреки за то, что они не все принесли.

Однако отец Поль заявил, что все наличествующие там части они подобрали. Он сам тщательно за этим проследил.

— Если чего-то не хватает, то нужно искать в других местах, — сказал он. — Возможно, в лесу. Следует пустить туда собак.

— Но не сейчас, — сказал Бруно. — Нужно дождаться солдат.

— Да. Нужно дождаться, — согласился отец Поль.

Потом кто-то спросил у него, что им делать с уже имеющимися частями, и спор вспыхнул снова. Один человек предложил немедленно их захоронить, но его слова заглушили криками. Как можно хоронить половину тела, когда вторая половина лежит где-то в лесу? Кроме того, эти тела — собственность Святой палаты. Святая палата, без сомнения, потребует их себе. До той поры их необходимо хранить.

— Как вы можете такое говорить? — возразила мать Гийома. — Их не сохранишь. Это же не солонина. Даже здесь чувствуется, как они воняют.

— Попридержи язык! — прикрикнул отец Поль. Он был потрясен, ибо из всех жителей деревни он один был близко знаком с отцом Августином. (Я впоследствии узнал, что, увидав место убийства, он рухнул на колени и некоторое время не мог подняться.) — Не смей так говорить! Они все-таки люди, как бы дико с ними ни расправились.

Повисла долгая тоскливая тишина. Потом один крестьянин сказал:

— Может, нам и вправду засолить их — ну, как свинину?

И все начали с опаской переглядываться. Предложение звучало почти кощунственно, но, с другой стороны, что еще оставалось делать? В конце концов, даже отец Поль вынужден был признать, что выбор лежит между солением и копчением. Итак, с большой неохотой, он дал свое добро на применение соли, после чего разгорелся спор о том, кому этим заниматься и кому жертвовать свои бочки, ибо никто не стремился возложить на себя столь неприятные обязанности.