Московское Время - Юрий Быков

Прохожие аккуратно обходили его стороной, пытаясь, видимо, угадать, что заставило так напиться этого прилично одетого гражданина. Алексей Арнольдович осознавал свое положение, но как бы через слой все не уходящей из головы первой мысли, а потому смазано, без боли. Когда кто-то, в отличие от других, принял Алексея Арнольдовича за нищенствующего интеллигента и бросил ему монетку, тот в порыве негодования вскочил на ноги. Жертвователь испугано поспешил скрыться, но благодаря ему с Алексея Арнольдовича сошла оторопь.

«А почему я, черт возьми, решил, что больше не увижу Софью?! Раскис, как кисейная барышня! И вообще – что происходит?!»

Опять, теперь осознанно, оглядевшись, он вспомнил о сделанном незадолго до исчезновения Софьи заключении: вокруг неведомая, чужая Москва. И таким естественным порывом потянуло его к дому, к родным стенам.

Войдя в свой переулок, Алексей Арнольдович приободрился, поскольку на фоне обнаруженных по пути перемен он уж и не чаял увидеть серый дом с рыцарем в нише над парадным. Впрочем, и этот дом печально не соответствовал прежнему своему виду.

Из-за того, что часть его была срезана, он казался покалеченным ради воплощения чьей-то нелепой идеи пристроить к нему другой дом, который теперь стоял встык, никак не облицованный, из голого кирпича. Алексей Арнольдович нервно отыскал взглядом окна своей квартиры и тогда понял, что вместе с частью дома утрачена и их с Софьей спальня. Да, все было не так, все было другим…

У подъезда – ни швейцара, ни звонка, как открыть дверь? Алексей Арнольдович заметил на стене некое устройство с множеством кнопок, но изучить его не успел, так как дверь поплыла, выпуская седовласого, статного господина, который очень внимательно на него посмотрел. А Алексей Арнольдович, не мешкая, бегом поднялся на свой этаж и позвонил в свою квартиру.

На звонок вышел господин, очень похожий на только что повстречавшегося Алексею Арнольдовичу, но заметно его старше.

– Чем могу быть полезен?

– Где Софья Дмитриевна? И как вы оказались в моей квартире? – возбужденно произнес Алексей Арнольдович, уже, впрочем, догадываясь, что совершенно непонятен этому господину.

Тот отступил на полшага и смущенно кашлянул:

– Что, простите?

– Супруга моя, Софья Дмитриевна Бартеньева, она где? – угасая надеждой быть понятым, тихо спросил Алексей Арнольдович.

Но вдруг во взгляде господина, до того притуплённом замешательством, блеснула острота. Его память явно что-то обнаружила!

– Проходите, пожалуйста.

Алексей Арнольдович, конечно, не узнал своей квартиры. Он вообще перестал ожидать встречи со вчерашним в его первозданном виде, которое, если и представало, то всегда осыпавшимся, как старая лепнина, с какими-то выветренными контурами.

– Добрый день. Я профессор Полунин Игорь Леонидович.

Был он высок, жилист, с гривой полных сил волос, и если бы не морщинистая худощавость лица, ничто не выдавало бы его солидный возраст.

– Коллежский асессор Бартеньев Алексей Арнольдович.

Профессор вежливо поклонился, при этом Алексей Арнольдович заметил уплывающее с поклоном начало улыбки.

– Я чем-то вас рассмешил?

– Нет, нет! Простите! Сейчас я вам все объясню. Проходите, садитесь.

Они расположились в бывшей гостиной Алексея Арнольдовича, которая таковой, видимо, являлась и теперь.

– Дело в том, – начал профессор, – что я… знал Софью Дмитриевну.

Алексей Арнольдович напрягся, застыл взглядом на Полунине.

– Господин Бартеньев, сейчас вы услышите много необычного, поэтому прошу вас: воспринимайте все как можно спокойнее… Итак, ранее здесь была коммунальная квартира, то есть квартира не для одной семьи, а для нескольких. Я тоже в ней жил вместе с родителями и братом. А одну из комнат занимала Софья Дмитриевна. Той комнаты теперь нет, ее не стало вместе со снесенной в 1980 году частью дома.

– В каком году?! – не поверил услышанному Алексей Арнольдович.

– В 1980-м. В далеком теперь прошлом. Потому что вы, господин коллежский асессор, находитесь там, где подобных чинов не существует, – в двадцать первом веке, в году от Рождества Христова две тысячи… Послушайте, вам сейчас не повредит немного коньяку…

Полунин спешно достал из серванта пару тонких рюмок и темно-матовую бутылку с надписью на этикетке «Courvoisier Napoleon».

Первый же глоток вкусом и ароматом расколдовал оцепенение мышц и понес по сосудам тепло того же изысканного аромата. А в следующую секунду Алексей Арнольдович удивился, как не ко времени и не к месту вошло ему в голову сравнение: шустовский коньяк, пожалуй, помягче…

– Ну вот, теперь вы не такой уже бледный, – заметил профессор. – Еще рюмочку?

– Пожалуй…

Из дальнейшего разговора Алексей Арнольдович узнал, что Полунин – ученый, который давно занимается проблемой перемещения во времени. После подробного рассказа Алексея Арнольдовича о происшедшем профессор, улыбаясь, объявил:

– Все очень просто – вы с супругой оказались в «кротовой норе». Алексей Арнольдович так и не понял, чем являются эти «норы» по сути, потому что представить пространство и время как единое целое, имеющее свою геометрию, было непосильно для его воображения. Усвоил он только то, что вход в «нору» невидим, и на свою беду попадая в нее, жертва переносится в другое время, а окажется оно будущим или прошлым – это неведомо никому. Но точно установлено, что местоположение обоих концов «норы» неизменно. «В вашем случае – это, условно говоря, потайная комната и Мясницкая напротив Почтамта» – пояснил профессор.

«Вот, сижу, слушаю лекцию, – думал Алексей Арнольдович, – а сам я – никто, и ничего у меня нет… И, главное, нет Сони!»

– Она вернулась в свое время, а вы остались в нашем, – заключил профессор. – Дело в том, что обратное путешествие через «нору» всегда заканчивается там же, где и началось.

– Ну, а потом что с ней было? Ведь вы жили здесь одновременно с Софьей Дмитриевной.

– Она исчезла…

– Как? Куда?!

Профессор пожал плечами.

– Мне известно об этом лишь со слов брата. В то время он оканчивал Московский университет, а я с родителями жил в Ленинграде, то есть в Петербурге… Вы простите меня, но теперь не имеет никакого значения, как исчезла Софья Дмитриевна, потому что ни один человек из вашего прошлого все равно не дожил бы вот до этого солнечного дня за окном. В нашем времени ваша встреча невозможна! Если только Софья Дмитриевна сама не попробует сюда переправиться. Но она этого как раз и не сделает, иначе я не застал бы ее живущей в коммуналке.

– Но почему не попробует?

– А где гарантия, что с того вашего стула перенесешься именно в нужное время? Полагаю, ваша супруга интуитивно это поняла. Не могла же она знать о «кротовых норах»!