Тайны драгоценных камней и украшений - Екатерина Варкан

Вот в 1855 году Герцен и предъявил империи этот ряд. Ряд людей, не побоявшихся выразить недоумение власти. Впрочем, поймем это, они, не побоявшиеся, и не полагали в свое время особо опасаться, потому как все вместе с императором были дворяне и находились во взаимном уважении. А он был только первым среди равных.

Не покидает тем временем ощущение — кабы те дворяне знали, чем закончится любимая ими Россия в начале XX века, никуда бы они и шагу не ступили, если только в трактир напиться. С последующим самострелом. Декабристы, законсервировавшись в своих идеалистических затеях, еще при жизни перестали понимать быстро обновляющееся общественное сознание. Не понимали не только выйдя из Сибири в 1856 году по помилованию Александра Второго, а уже даже и в конце 30-х, когда некоторые были выпущены рядовыми на Кавказ. Известны их идейные сшибки с юным Лермонтовым. Впрочем, Лермонтов был весьма своеобычным человеком.

Герцен за границей, как и они, был так же далек от народа, да и в размолвке с идейной оппозицией своего отечества — и той, что в границах государства российского, и той, что за обширными пределами. Не факт, что и он, полагая известную нам финальную развязку, был бы столь нетерпим и категоричен.

Взять и умереть от любви. Что-то давно не слышно было таких жизнеутверждающих историй. А вот в позапрошлом веке случалось. И какая ж должна была быть эта страсть? Когда кровь бешено пускается по организму безрассудным и восторженным путем. Тут прямым кровопусканием, конечно, дела не решить.

Но вот история. Жил в Москве молодой человек… В середине 20-х годов XIX века. Это важно. И Москва, и время.

Итак, он.

Несносная красота Дмитрия Веневитинова потрясала и даже шокировала, она была просто возмутительной. Никто в двух столицах не смел стать рядом с ним. И только его самого это внешнее положение, похоже, совершенно не занимало. Эстет, умница. Поэт, публицист, критик. К тому же он родитель известного философического кружка любомудров. В общем, получается еще и патриот, потому что особо русский язык почитает и вообще русский склад сознания. Правда, на фоне немецкой философии. И всем этим он развлекается со своими друзьями — молодыми и прекрасными — князем Владимиром Одоевским, Иваном Киреевским, Александром Кошелёвым, Алексеем Хомяковым, Степаном Шевырёвым, Михаилом Погодиным. Известные нынче фигуры.

По всем своим показателям все помянутые господа — с хорошим вкусом, почитатели всего изящного, не могли не быть завсегдатаями знаменитого московского салона княгини Зинаиды Александровны Волконской. В то время ей 33. Старушка — по определениям времени. Верно, княгиня Зинаида — то самое исключение, что подтверждает правило. Можно вспомнить и еще несколько подобных исключений, которые дают основания предположить, что мемуарные толки про «старушек» (и старичков, к слову) сильно преувеличены. Тогда, впрочем, получаются одни только исключения. Но это предмет другого разговора. Княгиня Зинаида сама по себе дамочка с историей. Из элитного рода Белосельских-Белозерских. В какой-то момент она даже сделалась возлюбленной императора Александра I и даже, по слухам, родила от него мальчика Григория, который умер в младенчестве. Однако ей пришлось снова уступить место фаворитки Марии Антоновне Нарышкиной. Чувства меж тем (судя по всему) остались.

Княгиня Зинаида по-прежнему признанная красавица, умница и светская львица. Современники вспоминали ее необыкновенное контральто, лучший голос России, а ее сценический талант восхищал первую актрису Франции мадемуазель Марс. И только княжеский титул не позволил ей спуститься с небес для безоговорочной победы над театральной сценой. Разъехавшись с мужем, она поселилась в Москве, в доме родственников на Тверской, где продолжилось повальное покорение сердец и душ. К ее ногам в страсти смело падали все «отборные личности» — лучшие москвичи и заезжие петербуржцы. Но москвичи — это особая каста мужчин, они независимы и даже немного оппозиционны — известно, «на всех московских есть особый отпечаток». Пушкин, Баратынский, князь Вяземский… Весьма ревностно, а порой критически относящиеся к чужим достижениям, они взахлеб и с восхищением воспевали царицу муз и красоты, ее таланты и в те годы, и годы спустя, сваяв, собственно, эту славную легенду под названием «княгиня Зинаида». Кроме того, княгиня была весьма смелой женщиной. Зимой 1826 года она открыто принимала у себя свою родственницу по мужу княгиню Марию Николаевну Волконскую (Раевскую), когда та следовала в Сибирь за сосланным после декабрьской трагедии мужем. И вообще, судя по всему, салон княгини Волконской в Москве и она сама, в первую очередь, были скрытым противопоставлением имперскому Петербургу и новому императору лично. А ее эскорт, блистательные молодые красавцы-интеллектуалы, конечно, изрядное тому подтверждение.

Это она.

Итак, Дмитрию Веневитинову 20. Он влюблен. Его внимание принято сдержанно, уж слишком юный почитатель для слишком опытного сердца княгини. Но оценено, потому что он, конечно, избранный. Самолюбие ее тронуто, и она вручает ему кольцо… не в счет любви, но сострадания.

Бронзовое колечко было найдено в 1706 году при раскопках римского города Геркуланума, погибшего под пеплом и лавой вместе со знаменитой Помпеей во время древнего извержения Везувия. Княгиня Зинаида, когда жила в Италии, приобрела кольцо в одной из антикварных лавок. (Между другими делами княгиня сделалась и изрядной собирательницей, ее коллекция уникальных древностей была одной из самых крупных и интересных в России. Именно прогулкам по этой знаменитой кладовой посвятил свои стихи «На греческую комнату» восторженный польский поэт Адам Мицкевич.)

Кольца вообще часто покупались у старьевщиков. И потом дарились. Считалось, что только дареное украшение приобретает особую силу и становится талисманом, несущим магическую власть. Итак, княгиня стала владелицей вещи — забавной и исторической. Ее-то она и преподнесла беззаветно влюбленному Веневитинову. По обоюдной договоренности, он не должен был носить кольцо на руке. Оно могло оказаться на пальце только по женитьбе или по смерти его. И Веневитинов по-честному прикрепил перстень к часам, к цепочке в виде брелока и провозгласил талисманом. Вот только залогом чего был тот талисман? Вещь с такой странной историей.

Заметим, что в те годы воспитание полагало большие суеверия, которые считались хорошим тоном, а также становились правилами души. Мнительные молодые люди не выходили от гадалок и верили во все приметы, всех черных кошек и белых мышек.

О чем думал этот меланхолический идеалист, получая от возлюбленной такое необычное кольцо? И что за этим понимал, принимая чужую жизнь, заключенную в такой странно-исторической вещице? Многие бы об этом и не рассказали, уж очень дело сокровенное, личное. Но не Веневитинов. Он не стеснялся своих чувств и сочинил несколько стихотворений — «Утешение», «К моей богине», «Завещание», «К моему перстню», где пронзительно описал свое душестояние, а также то, чем только и могло закончиться его такое положение.