Батюшка. Кулак и крест - Михаил Серегин

– А почему вы считаете, что он не мог ее выиграть?

– Видите ли, Николай Петрович, численность войска князя по всем источникам было вдвое меньше войска Мамая. У того были свои воины, которые из поколения в поколение занимались лишь войной. Более опытных и умелых профессионалов по тем временам найти, мне кажется, невозможно. Наемники в виде, например, генуэзской пехоты – тоже не воспитанницы Смольного института. Это профессиональные воины, которые зарабатывали себе на жизнь войной. А у князя было войск в два раза меньше, причем профессионалов – княжеских дружин, прекрасно экипированных и вооруженных – было не больше трети, если не меньше. Остальные – ратники, ополченцы, которых прислали из разных городов. Вооруженные чем попало, в неполных доспехах или вовсе без них. Оно, конечно, русский мужик – пахарь или мастеровой – может навалять любому по загривку по первое число, но владение оружием оставляло желать лучшего. А в бою физическая сила – вещь не определяющая, там исход решает тактика и вооружение. Так что шансов победить у князя не было никаких, и он это прекрасно понимал.

– Это что же, было войско смертников?

– Практически он готовился к смерти. Хотя смысл видел в этом большой. Он за время этой безнадежной битвы мог обескровить войско Мамая до такой степени, что тот отказался бы от похода на Москву. Рассчитывал он и на то, что рязанский князь Олег и Ягайло откажутся от безнадежного союза с Мамаем и уйдут, так к нему и не присоединившись. А Мамай будет ослаблен настолько, что не сможет противостоять и Тохтамышу. Короче, политическую катастрофу Мамаю он все равно бы сделал, княжество свое спас, и Орду от междуусобицы – тоже. Но все ценой своей жизни и жизнями своих воинов. Не знаю, решился бы князь на этот мужественный поступок, если бы не Сергий Радонежский. Он убедил князя в победе в этой битве с помощью сил небесных и благословил его. Это благословение подействовало на рядовых воинов, а князь, я думаю, не особенно поверил святому старцу. Так вот. Русское войско столкнулось с татарским в тот момент, когда было еще не все в сборе. Князь Дмитрий прогнал ускоренным маршем свою рать аж за двести километров от Москвы, чтобы только опередить рязанцев и Ягайло, которые шли на соединение с Мамаем.

– Вы сказали, что к русским не подошла часть полков, которые должны были участвовать в битве, – напомнил Прокопенко. – А должны были? Или испугались?

– Трудно сказать до конца точно, по какой причине примерно тридцать городов не выставили свою рать. Татары это знали, потому что разведка у них была налажена великолепно. Они ведь всю жизнь воевали, покорили чуть ли не пол континента. Они были профессионалами в войне. И русские знали, что татары не упустят возможности напасть, пока силы их слабы, а сил татар почти вдвое больше русских. Что оставалось князю? Принять бой в чистом поле? Тут дело практически не дошло бы до прямого столкновения. Маневренная конница татар за считанные часы перебила бы большую часть русских из луков, кружа вокруг, наскакивая и отступая. А потом остатки полков добила бы генуэзская пехота и тяжелая татарская конница. Дмитрий прекрасно знал тактику татар с их заманиванием, обманными маневрами и засадами. У него самого на конях была только дружина, а ратники все были пешими.

– Вы хотите сказать, что Дмитрий Донской специально выбрал Куликово поле для боя, потому что у татар там не было возможности маневра? – догадался Прокопенко.

– А вы молодец, Николай Петрович, схватили суть, – похвалил отец Василий. – Именно поэтому он и зажал свое войско между оврагами в полосе фронта шириной всего лишь километра в два-три. Только здесь он мог обеспечить плотность боевых порядков своего войска, избежать фланговых ударов и окружения татарской конницей. Здесь он мог дорого продать свою жизнь и нанести максимальный урон врагу, это была его главная цель. Князь даже сам решения не принимал, а доверил всю организацию битвы воеводе Боброку – самому опытному воинскому командиру. Кстати, именно по настоянию Боброка войска и перешли на Куликово поле, чтобы отступать было некуда. Когда зверя загоняют в угол, он становится страшен; так и человек. Боброк и боевое построение придумал, и полки расставил, только в конечном итоге это все равно исхода битвы не решало. Даже десять тысяч конных дружинников засадного полка, выделенных в ущерб полку левой руки, не могли спасти положения, ударив в тыл и фланг прорвавшихся через левый фланг татар. Просто эта уловка, как и уловка с передовым полком, давали шанс протянуть время и нанести максимальный урон Мамаю.

– Не понял, какая уловка с передовым полком? – спросил заинтересовавшийся Прокопенко.

– Видите ли, несколько десятков тысяч всадников в латах с копьями наперевес на полном скаку могут сокрушить любое построение. Правда, если бы у Дмитрия было сплошь профессиональное войско, то он смог бы выдержать такой удар, удержать построение, но ополченцев смяли бы однозначно. А это уже полная катастрофа. Это была бы не битва, а сплошная резня. Мамай мог покончить с русскими за час. Поэтому князь и выделил передовой полк, который всю ночь провел настороже, практически стоя, чтобы не дать татарам напасть неожиданно. Этот полк полностью полег, но сбил темп конной атаки. К основной линии татары подошли фактически на рысях и сломать строй русских уже не смогли. Дмитрий даже некоторое время сражался в рядах передового полка, переодевшись простым воином. Татары видели в доспехах князя другого человека и стремились пробиться к княжеским штандартам, а воины русских полков знали, что князь сражается между ними и чувствовали гордость, и от этого поднимался боевой дух. Да и не собирался князь командовать битвой, понимая, что смерть неизбежна, а Боброк сделает все гораздо лучше него.

– Страшно! – сказал вдруг Прокопенко, очевидно, представив себе всю безысходность того боя, когда сошлись на маленьком поле десятки тысяч вооруженных острым железом людей и с остервенением стали резать друг друга, скользя в крови и внутренностях врагов, коней и своих товарищей. Одни надеялись на победу, а вот другие знали, что не победят, а все равно дрались.

– Страшно, – согласился отец Василий, – только учтите, что преподобный Сергий Радонежский обещал помощь сил небесных и победу. А он ведь был широко известен тогда на Руси, верили в него. И вот когда татары стали теснить большой полк в центре, сбили и стали истреблять полк левой руки, тогда все и случилось. Полк, который князь держал в резерве за спиной фактически полег, прикрывая фланг и тыл большого полка. Остатки истребленного полка с левого фланга татары уже загнали в реку и добивали отдельных ратников. В прорыв втянулась половина войска Мамая, готовая опрокинуть русских. Даже удар засадного полка в тыл и фланг почти пятидесятитысячной толпе опьяневших от крови татар ничего бы не изменил. Но вот тогда, когда воевода Боброк ударил со своим засадным полком в последней атаке отчаяния в тыл татарам, сорвались с неба, как написано в летописи, огненные всадники на красных конях и в красных шеломах. Они обрушились на татар, разя их огнем и копытами.

– Вы это серьезно? – опешил Прокопенко.

– Так написано в летописи, просто этого никто и никогда не цитирует. И еще. Мамай был опытным военноначальником, руководить боем умел. Вряд ли его смутил бы удар десяти тысяч всадников в тыл его войску. Перегруппировался бы, блокировал атаку, а остальные добили бы князя Дмитрия. Все просто с точки зрения тактики. Но, видно, Мамай увидел такое, что повергло его в шок. Он ведь сразу бросил свое войско и с одной охраной ускакал к своим союзникам в Крым. По преданию, русские воины гнали остатки татар, пока всех не перебили. Реальна ли такая погоня, если учесть, что и до начала боя у татар было большинство воинов конными, а у русских конными – меньшинство? Вот и подумайте, кто истребил татар, с чьей помощью Дмитрий Донской выиграл безнадежную битву? Вот вам иллюстрация того, что может молитва, обращенная к богу.