Так Бывает - Никтория Мазуровская

понимания его слов в ее глазах не видел, она его будто не слышала. Вырывалась, царапала ногтями, даже кусалась как дикая кошка, и хохотала, продолжая описывать ему свои мысли по поводу ее воображаемых измен. Он, честное слово, старался не слушать этот пьяный бред, но стоило только представить в реальности то, что она так красочно воображала, и его узлом ярость скручивала и выворачивала наизнанку нутро. Его терпение лопнуло, больше слушать он не в силах и сделал единственное, что мог. Закрыл ее рот поцелуем, яростным, жгучим и полным обиды. В ответ его укусили, толкнули на кровать и начали раздевать.

Страсть, замешанная на боли, -такое с ними было впервые: новые ощущения, даже эйфория от прикосновений. То, как она изгибалась над ним, подставляя его губам свою грудь и стонала, стоило ему сильней прикусить чувствительные соски, сносило всякий контроль к чертям.

Все было прекрасно ровно до того момента пока он не понял, как ему отомстили. Мерзость ситуации превышала все мыслимые пределы.

В один момент он смотрел на ее лицо, приоткрытые искусанные губы, быстро вздымающуюся грудь, влажный лоб, разметавшиеся по спине и лицу волосы, но глаза она не открывала. Сидела на нем верхом, наслаждалась его ласками… а представляла на его месте другого. Стоило ей открыть безумные зеленые глаза, в которых так явно проскочило злорадство, как только она получила разрядку, как он понял, почему она так быстро успокоилась и затихла.

Да, вот теперь она отомстила.

Он почувствовал себя не предателем, а преданным ею. Захотелось срочно вымыться, смыть ощущение грязи, но он не шевелился. Смотрел в любимые глаза и молча соглашался со всем тем, что видел и читал на ее лице. В полной мере хлебнул того, во что сам окунул любимую женщину. Понял и простил ее за эту месть, за безумие, за все. И когда он это понял, она с него слезла, натянула на себя простынь, и тихо, но чтоб он услышал, сказала:

– Я хочу развод.

Вот так их брак треснул и раскололся. Та ссора, из-за его желания иметь детей… он много думал, решал для себя что делать, когда вернется за Таней, но ни к чему хорошему так и не додумался. В то, что она не хочет детей, в принципе он не верил, трудно такое представить, если знать и видеть ее отношение к детям чужим, да хоть того же Кирилла взять. Боится потолстеть? Опасается, но чего? Откровенно говоря, он не знал и не предполагал, что дети могут стать причиной того, что происходит сейчас.

Он тогда разозлился на нее, не понял ее слов, что нужно подумать, подождать, решить готовы ли они и она сама к появлению ребенка. Он не понимал, что решать? Они любят друг друга, у них дом, квартира, машины, он заработает на безбедное существование даже внукам. Поэтому не видел смысла ждать и что-то там думать. Ему бы сразу сообразить, что что-то не так. А он, одним словом… слово за слово, плюс эмоции и от гнева дышать трудно было. Психанул, уехал в офис, думал успокоится и все. А там задержалась Евгения с ее влюбленным взглядом… и его понесло. Он не мстил, он вообще не думал, просто тупо срывал злость и ничего больше. А эта курица догадалась утром позвонить Тане и сказать, что они поженятся, и она ему родит сына. С чего такая дурь он узнал гораздо позже, оказывается он не единственный кто удивлялся, что столько лет и не заводят они с Таней детей, – по компании ходили сплетни, что его жена просто их иметь не может и много еще таких же бредовых предположений.

Мимо него такие вещи проходили, но не мимо Тани, это тоже сыграло тогда роль, он так думает. Что делать сейчас не представлял, но прояснить вопрос с детьми надо. С самой Таней пока рано обсуждать что либо, но если он хочет вернуть свою женщину домой и быть с ней, то помощь придется просить, а он знал аж целого одного человека, кто мог хоть как-то пролить свет на эту ситуацию… ну и дать ему по морде заодно.

Пока он выиграет время, хотя бы недели две, чтоб их не развели, а сам хоть под пытками, хоть подкупом, но узнает все, что ему необходимо.

ГЛАВА 4

Никто и никогда не говорил, что жить с ребенком, пускай уже практически взрослым, – это так тяжело и весело одновременно. Раньше забота о Кирилле была немного другой, не такой щемящей сердце,– нежной, ласковой. Таня сама себе в этих переменах удивлялась. Такого отношения и ощущений к практически младшему брату никогда не было. А теперь целый ворох эмоций, переживаний, страхов – со всем не разобраться за раз.

Она волновалась. Очень. Было необычно отправлять его в школу с самого утра, хотя до этого он тоже ночевал, иногда, и шел в школу сразу из ее дома. А теперь, за эту неделю, когда утром, после завтрака, Кирилл говорил ей спасибо и целовал в щёку, сердце Тани переполнялось радостью и жалостью.

Радость дело ясное, а жалость- по отношению к себе и к Лиле. Саму себя жалеть она не привыкла, потому, в основном, пыталась разобраться с чувствами к матери Кирилла.

Хотелось влепить ей затрещину, наорать, побить, потому что видела грустный взгляд парнишки, видела, но пока молчала. Когда будет готов высказаться, выслушает его непременно, а пока незачем лезть в душу, и так ему очень непросто. Раньше у него был родной дом, была уверенность в будущем. А теперь, пусть все и разрешилось наилучшим способом для всех, но уверенности и доверия к ним, как к взрослым, нет. Обижаться на такую реакцию глупо, она естественна и пройдет со временем, как только Кирилл убедится, что сама Таня уже никуда от него не денется и будет с ним. С другой стороны, было чисто по-женски жаль, что, ожидая появления на свет дочери, Лиля сама лишила себя прекрасного сына. Лишила себя таких приятных завтраков, ужинов, разговоров, обсуждений выпускного, девчонок, поступления. Лишить себя такого из-за дурости, глупости, гордыни… как тут ее не жалеть?

В прошлом очень часто у Тани с языка хотел сорваться один важный вопрос, но вовремя она вспоминала, что по сути, чужая и права на такие разговоры не имеет. Это сейчас уже, став старше они на равных общались, но, когда работала на Липовых, женской дружбой и не пахло. Но спросить, наверное, стоило. Зачем