Петр III - Николай Павленко

Перед отъездом из России княгиня отправила мужу письмо, свидетельствующее о том, что положение ее дочери после принятия православия и свадебных торжеств значительно укрепилось: «Крайне необходимо, чтобы наша дочь своим поведением, во всем согласном с желаниями императрицы, все более укрепляла себя в ее благоволении. Императрица любит ее, как свое собственное дитя, но злые люди могут многое».

Иоганна Елизавета, как и всегда, крайне преувеличивала свою роль в судьбе дочери. Княгиня, если и способствовала росту авторитета и влияния Екатерины Алексеевны, то не своими советами и неразумным поведением, а тем, что поступки дочери, обдуманные и расчетливые, вызывали у окружающих симпатии, в то время как мать на этом фоне всегда оказывалась в проигрыше.

С отъездом матери великой княгине, оставшейся на чужбине в одиночестве, пришлось выдержать тяжкие испытания в поисках опоры, чтобы устоять против натиска нелепого супруга и приблизить время, когда она сама водрузит на своей голове императорскую корону.

Когда речь заходит о Петре Федоровиче и его супруге Екатерине Алексеевне, то их разделяли глубокие различия в интеллекте, образованности, вкусах, привычках и считается, что супружеская пара, участники которой наделены противоположными свойствами натуры, но питавшие друг к другу симпатии, восполняет достоинства, отсутствующие друг у друга, и создает гармоничную пару. К сожалению, источники не запечатлели единственное достоинство Петра Федоровича — он не был злым человеком, но в то же время был настолько самоуверенным, что считал себя непогрешимым, не нуждавшимся в том, чтобы у кого-либо что-либо заимствовать.

О причинах, почему не сложились нормальные отношения между супругами, историки не располагают источниками, в которых бы каждая из сторон высказывала напрямую обстоятельства, вызывавшие разлад в семье. Правда, в распоряжении историков находятся мемуары Екатерины II, но они обрываются 1758 г., и читатель не располагает свидетельствами мемуаристки о том, как у нее созревала мысль о необходимости лишить супруга трона, как она, не располагая никакими правами на владение им, рискнула совершить переворот, как возник заговор, каковы были планы заговорщиков.

Что касается Петра III, то здесь историк чувствует себя еще менее комфортным — император не оставил никаких программных документов своего царствования, за исключением манифеста о восшествии на престол, в котором обещал руководствоваться заветами своего деда Петра Великого, но, как увидим ниже, действовал в противоположном направлении. Историки также не располагают сведениями, имел ли Петр III продуманный план введения новшеств, и следует считать эти новшества следствием случайных мер, являвшимися острым желанием что-либо изменить или выражением закономерности.

Восполнять названные ниже пробелы приходится свидетельствами современников, главным образом посланников европейского государства при петербургском дворе.

В отношениях великокняжеской четы с императрицей наблюдались две противоположные тенденции: со временем Екатерина Алексеевна сумела поставить себя так, что чем дальше, тем больше она завоевывала доверие и симпатии Елизаветы Петровны; бесхитростная Фике медленно, но верно превращалась в умудренную жизненным опытом великую княгиню Екатерину Алексеевну; поначалу безразличная к политическим интригам и противоборству дворцовых «партий» она, познакомившись с обстановкой, твердо усвоила мысль, что с осторожностью окунувшись в эту борьбу, сможет добиться значительных для себя выгод.

Что касается великого князя, то с годами он не утратил ребяческих наклонностей, но утратил уважение своей тетки. Вспомним, с каким нетерпением императрица ожидала прибытия наследника в Россию и с каким умилением она относилась к его поступкам в первые годы пребывания в стране; со временем, однако, исчезли и умиление, и катастрофически падало ее доверие к великому князю. Дело дошло даже до того, что у Елизаветы Петровны возникла мысль лишить племянника прав наследования престола и передать это право его сыну Павлу.

Семейные отношения между великим князем и его супругой становились все более напряженными. Поначалу, по крайней мере внешне, они выглядели более или менее нормально, но со временем они стали сначала холодными, а затем и враждебными — из года в год ухудшались настолько, что великий князь, овладев императорской короной, намеревался свою супругу заточить в монастырь, чтобы жениться на своей фаворитке Елизавете Воронцовой. Лишь переворот в пользу Екатерины II лишил Петра Федоровича возможности реализовать это намерение.

Худ. Лисчевская Анна Розина. Великий князь Петр Федорович и великая княгиня Екатерина Алексеевна с пажем. 1756 г.

Холст, масло. Национальный музей Швеции, Стокгольм

Короче, судьба Софии Фредерики Августы, как и великого князя Петра Федоровича, была решена еще до их встречи — сам факт приглашения ее в Россию означал, что она станет супругой великого князя — возвращение отвергнутой невесты на родину означал скандал и подобный исход встречи Фике с великим князем не устраивал не только Иоганну Елизавету, но и императрицу, избегавшую скандалов.

Симптомы равнодушия к себе великого князя невеста обнаружила, как отмечалось ранее, еще в первые месяцы пребывания в России. Здесь можно повторить то, что дало основание Фике высказаться много десятилетий спустя: «Я видела ясно, что он (великий князь. — Н.П.) расстался бы со мной без сожаления». Не менее ценно и другое признание Фике: «Что касается до меня, то зная его свойства я бы не пожалела его, но к русской короне я не была так равнодушна».

Из приведенных высказываний следует, что брачные узы не могли принести счастья брачующимся: жених покорно исполнил волю тетушки, которую сумела обворожить молодая принцесса, а невеста, по своим способностям далеко превосходившая жениха, была очарована не им, а роскошью двора и могуществом владелицы императорской короны.

Историки не располагают источниками, хотя бы в общей форме отражающими восприятие женихом и невестой прошедших церемоний. Известно лишь, что оба были озабочены выработкой правил поведения, когда они станут супругами. Екатерина решила «не выходить из повиновений матушки и угождать великому князю, который в самом деле был со мною откровеннее, чем с кем-либо, потому что видел, что матушка часто бросалась на меня, когда не могла придраться к нему. Это очень располагало его в мою пользу, и он доверял мне».

Готовился стать супругом и великий князь. Он избрал своим наставником в отношении к своей половине шведского драгуна Ромберга, который внушал ему, «что его жена не смела перед ним пикнуть, не только что мешаться в его дела, что как только она разевала рот, он ей приказывал молчать, что он был глава дома и что мужчине стыдно быть простаком и слушаться жены своей».

Похоже, в дальнейшем будущие супруги вели себя соответственно своим представлениям о роли каждого из них в семье. Екатерина, не по летам рассудительная и умная, решила держать план своего поведения «про себя»: «Я, — вспоминала она, — решилась щадить откровенность великого князя для того, чтобы он, по крайней мере, видел во мне лицо, которому можно доверяться во всем без малейших для себя неприятностей, и в течение долгого времени ему это удавалось». Великий князь, напротив, решил воспользоваться наставлениями и при первой возможности проявить свою власть над будущей супругой… ему стало известно, что невеста проводит много времени в молитвах, что в ее покоях царит благочестие, посчитал это излишней набожностью и обругал ее.