Петр III - Николай Павленко

Отдельная инструкция предназначалась для Чоглокова, которому поручалось наблюдение за поведением великого князя. Она представляет немалый интерес, поскольку в ней поручено пресекать обнаруженные в нем недостатки в поведении, компрометирующие великого князя. Перечень запретительных мер подтверждает наличие в его поведении пороков и других дурных поступков, которые надлежало Чоглокову искоренять твердой рукой. Ему предписывалось соблюдать во время церковной службы благоговение и благолепие, «гнушаясь всякого небрежения, холодности и индеферентности», и отдавать почтение членам Синода и всем духовным лицам. Наличие этого пункта в инструкции свидетельствует о продолжавшемся непристойном поведении великого князя во время церковной службы и о его пренебрежительном отношении не только к рядовым церковнослужителям, но и к членам Синода.

Пункт второй инструкции дает представление о состоянии здоровья великого князя, которое «при нежном его состоянии легко опасению подвержено». Отсюда требование слушать наставления «лейб-медикусов» относительно рациона питания в теплую и холодную погоду. Существенно отличаются пункты инструкции, определяющие отношения между супругами. Если великой княгине надлежало вести себя так, чтобы «сердце его императорского высочества совершенно к себе привлекла каким бы образом с ним в добром состоянии жить», то наставнику великого князя надлежало следить, чтобы «в присутствии дежурных кавалеров, дам и служителей, коль мне меньше при каких посторонних что-либо запальчивое, грубое или пристойное словом или делом случалось». Наличие этого пункта тоже означало, что Петр Федорович в отношении к супруге уже через год после свадьбы проявлял грубость и произносил непристойные слова.

Из содержания инструкции Чоглокову следует, что она исключает всякие сомнения в сохранении пристрастия великого князя к детским забавам и к отклонениям в отношении с окружающими. Наставник должен был «всемерно препятствовать чтению романов, игре на инструментах, общению с егерями, солдатами или иными игрушками». Запрещалось доставлять в покои Петра «бездельные вещи: палатки, ружье, барабан или иные игрушки». В инструкции подчеркнуто, что иностранные наблюдатели подтверждали наличие у наследника престола недостатков, отмеченных инструкцией Н. Н. Чоглокову. Французский дипломат доносил своему двору в 1746 г.: наследник «склонен к вину, водится с людьми пустыми и его главная забава — кукольный театр». В следующем году прусский посланник извещал своего короля: он, посланник, сомневается, что великий князь когда-либо будет царствовать из-за слабого здоровья и поведения; «русский народ так ненавидит великого князя, что он рискует лишиться короны даже в том случае, если бы она естественно перешла к нему со смертью императрицы». У Фридриха II, никогда не общавшегося с Петром Федоровичем и пользовавшегося информацией своих послов и сведениями, исходившими от иноземных дворов, тоже сложилось нелестное впечатление о наследнике русского престола. В 1752 г. он отозвался о нем так: «Великий князь чрезвычайно неосторожен в своих речах, по большей части в ссоре с императрицей, мало уважаем, вернее сказать, презираем народом и слишком уже занят своей Голштинией». Аналогичное мнение высказал французский посол Лопеталь в 1757 г.

Наличие соглядатаев в той или иной мере сдерживало свободу действий великокняжеской четы, особенно Екатерины. Супруги, постигнув слабости своих надзирателей, находили средства усыплять их бдительность. Так, Екатерина, которой запрещено было кому бы то ни было писать письма, ухитрилась-таки через заезжего кавалера получать письма от матери и отправлять через него ответы. Хранительница «брачной поверенности» Чоглокова следила за каждым шагом Екатерины и готова была пресечь любую ее попытку завести любовника. Но шли годы, желанный продолжатель рода не появлялся на свет. Не помогло даже выраженное императрицей через Чоглокову недовольство бездетностью Екатерины, которую она считала причиной семейной трагедии.

Чоглокова, то ли сама проникшись заботой об интересах государства, то ли получив соответствующее наставление от Елизаветы Петровны, то ли, наконец, вкусив сладость измены супругу, завела разговор с великой княгиней о необходимости завести любовника. Если верить мемуарам Екатерины, то в 1753 г. якобы Марья Симоновна спросила у нее, кому из двух возможных кандидатов она отдает предпочтение: Сергею Салтыкову или Льву Нарышкину. Для великой княгини этот вопрос был риторическим, ибо она уже несколько месяцев находилась в интимной связи с Сергеем Васильевичем Салтыковым.

Что касается Чоглокова, супругам и их кампании без труда удалось усыплять его бдительность. Дело в том, что он питал страсть к сочинительству виршей. Проведав об этой слабости надзирателя, великокняжеская чета и ее окружение без удержу хвалили талант Чоглокова и просили сочинить стихотворения на заданную тему. Чоглоков с удовольствием выполнял просьбу, садился в углу комнаты и самозабвенно погружался в рифмование слов, отключаясь от наблюдения над происходившим вокруг него. Присутствовавшие пользовались этим и вели себя так, будто надзиратель отсутствовал.

Чета Чоглоковых не выдержала репутации образцово-показательной семьи — первым нарушил супружескую верность ее глава. Когда кто-то из доброхотов шепнул Чоглоковой о том, что супруг изменяет ей, то, будучи безумно влюбленной в него, долго не верила, но когда убедилась в достоверности информации, в отместку сама решила ему изменить.

Великая княгиня Екатерина так ловко обставила свои интимные связи с Сергеем Салтыковым, что великий князь пребывал в полном неведении относительно ее поведения. Она поместила следующую запись разговора, якобы состоявшегося у девицы Марьи Шафировой с великим князем. Он несколько раз говорил ей: «Сергей Салтыков и жена моя неслыханным манером обманывают Чоглокова. Он влюблен в великую княгиню, а она терпеть его не может. Сергей Салтыков сдружился с Чоглоковым и уверяет его, будто ухаживает за моею женою для самого него, между тем как ухаживает для самого себя; а она терпит Сергея Салтыкова, потому что с ним ей весело и пользуется им, чтобы делать из Чоглокова что ей угодно; на самом деле она смеется над ними обоими. Я должен разуверить бедного Чоглокова; мне жалко его. Я открою ему правду, и тогда он увидит, кто настоящий друг ему, я или моя жена».

В 1754 г. Екатерина Алексеевна родила, наконец, сына, нареченного Павлом. Придворные острословы шептали, что наследника следует называть не Павлом Петровичем, а Павлом Сергеевичем. Тем не менее, Елизавета Петровна на радостях подарила великой княгине 100 тысяч рублей. Супруг посчитал себя несправедливо обойденным и тоже потребовал награды. Так как казна была пуста, то 100 тысяч заимствовали у великой княгини и передали их ее супругу. Что касается Салтыкова, то его сочли необходимым отлучить от двора: сначала его отправили в Стокгольм с извещением о рождении наследника, а затем посланником в Гамбург, где он прославился ловеласом.

Великая княгиня оставалась без фаворита недолго — при посредничестве английского посла Уильямса это место занял секретарь посольства 22-летний красавец Понятовский. Обзавелся фавориткой и великий князь, правда, лет на десять позже, чем великая княгиня. Ею оказалась племянница вице-канцлера Михаила Воронцова — Елизавета. Источники сообщают о ней скупые сведения, но единодушны в оценке ее внешности, отнюдь не привлекательной.