Моя цель - звезды - Альфред Бестер

Прежде чем Шеффилд успел ответить, в двери Звездной палаты один раз стукнули, и появился Сол Дагенхэм.

Некогда Дагенхэм считался одним из величайших ученых Внутренних Планет, физиком с непревзойденной интуицией, абсолютной памятью и компьютером шестого поколения вместо мозга. Потом в песках кратера Тихо произошел несчастный случай. Ядерный взрыв должен был бы его погубить, но не погубил. Вместо этого Дагенхэм стал смертельно радиоактивен, превратившись в «горячую» Тифозную Мэри двадцать пятого века. Правительство Внутренних Планет выплачивало ему двадцать пять тысяч кредитов ежегодной ренты, чтобы обеспечивать необходимые меры предосторожности при контакте с окружающими. Он не мог ни с кем сближаться дольше, чем на пять минут в день. Не мог занимать одно и то же помещение с другими людьми дольше, чем на тридцать минут в день. ВП приказали ему изолировать себя от человечества и хорошо оплачивали это самоизгнание. Дагенхэм забросил исследования и создал колоссальную структуру «Курьерской службы Дагенхэма».

Когда Ян-Йеовил увидел низкорослого светловласого кадавра с мертвенно-бледной кожей и улыбкой мертвой головы, входящего в Звездную палату, он понял, что проиграл. С тремя противниками ему не справиться. Он резко поднялся.

— Хорошо же, я отправлюсь за ордером на Фойла в адмиралтейство, — пообещал он. — Все договоренности, на которые готова была пойти разведка, отменяются. Отныне — война.

— Капитан Йеовил покидает нас, — обратился Престейн к офицеру джонт-гвардии, который привел Дагенхэма. — Пожалуйста, проведите его обратно через лабиринт.

Ян-Йеовил выждал, пока офицер приблизится и поклонится. Затем, когда тот услужливым жестом пригласил капитана пройти к дверям, Ян-Йеовил внимательно посмотрел на Престейна, осклабился и с негромким хлопком исчез.

— Престейн! — воскликнул Кролик. — Он джонтировал! Он знает местоположение этой комнаты! Он…

— Я догадался, — ледяным тоном ответствовал Престейн. — Свяжитесь с дворецким, — приказал он застывшему в изумлении офицеру стражи. — Координаты Звездной палаты рассекречены. Их необходимо изменить в течение двадцати четырех часов. А теперь, мистер Дагенхэм…

— Минуточку, — прервал его Дагенхэм, — я тут с этим ордером из адмиралтейства разберусь.

Не извинившись и ничего не объясняя, он тоже исчез. Престейн поднял брови.

— Значит, секрет Звездной палаты известен и другой стороне, — пробормотал он. — По крайней мере, у него хватило такта утаить свое знание до тех пор, пока оно само не выплыло наверх.

Дагенхэм вернулся.

— Нет смысла тратить время зря, блуждая в лабиринте, — пояснил он. — Я отдал приказы кое-кому в Вашингтоне. Йеовила задержат. Два часа гарантированы. Три — вероятны. Четыре — возможны.

— А как же они его задержат? — осведомился Кролик.

Дагенхэм улыбнулся жуткой улыбкой.

— Стандартные методики «Курьерской службы Дагенхэма». ПВСК. Приколы, выдумки, смятение, катастрофа… Прибегнем ко всем четырем. Черт! Я поломал ваши игрушки, Престейн.

Роботы внезапно задергались, как лунатики: жесткое излучение, исходившее от Дагенхэма, повредило их электронную начинку.

— Ну и ладно, что ж поделать.

— Что там с Фойлом? — спросил Престейн.

— Пока ничего, — Дагенхэм снова оскалился усмешкой скелета. — Он по-настоящему уникален. Я перепробовал все стандартные приемы и препараты. Ничего не добился. Внешне — космофлотец как космофлотец, если не считать лицевой татуировки, а внутри — одна сталь. Что-то его скрутило и удерживает. Не отпускает.

— И что же это такое? — спросил Шеффилд.

— Надеюсь выяснить.

— Как?

— Не спрашивайте. Может, и вы пригодитесь. Престейн, вы подготовили корабль?

Престейн кивнул.

— Я не гарантирую, что мы сумеем отыскать «Кочевника», если от него вообще хоть что-то уцелело, но если да, то мы должны быть готовы взять ноги в руки и отправить туда флот. Шеффилд, юридическое обоснование готово?

— Готово, но я надеюсь, что нам не придется к нему прибегать.

— Я тоже надеюсь, но опять же ничего не гарантирую. Ладно. Ждите моих инструкций. Я отправляюсь ломать Фойла через колено.

— Где вы его держите?

Дагенхэм покачал головой.

— Это помещение ненадежно.

И пропал.

Через Цинциннати, Новый Орлеан и Монтеррей он джонтировал в Мехико, где появился в психиатрическом крыле огромного госпиталя Объединенных терранских университетов. Впрочем, крыло едва ли можно было счесть подходящим определением для этой секции, занимавшей целый город в госпитальном метрополисе. Дагенхэм джонтировал на сорок третий этаж отделения терапии и заглянул в изолированный бак, где в бессознательном состоянии плавал Фойл. Затем бросил взгляд на представительного господина с аккуратной бородкой, стоявшего рядом.

— Привет, Фриц.

— Привет, Сол.

— Черт подери, надо же, сам глава отделения психиатрии присматривает за моим пациентом.

— Я полагаю, мы у тебя в долгу, Сол.

— Все еще за кратер Тихо переживаешь, Фриц? А я нет. Кстати, я не запачкаю твое крыло радиацией?

— У меня тут все заэкранировано.

— Готов ли ты для грязной работенки?

— Хотел бы я знать, во что ты меня втягиваешь…

— Мне нужна инфа.

— И что, ради нее все мое отделение терапии должно превратиться в инквизиторский застенок?

— Была у меня такая идея.

— А почему бы не ограничиться обычными наркотиками?

— Я уже пытался. Толку никакого. Это не обычный человек.

— Ты знаешь, что наши действия незаконны.

— Знаю. А ты передумал? Хочешь выйти из игры? За четверть миллиона я продублирую твой комплект оборудования.

— Нет, Сол. Нам не искупить вины перед тобой.

— Тогда за дело. Сперва попробуем Театр Кошмаров.

Они выволокли бак в коридор и переместили в стофутовой ширины комнату с отделанными звукоизолирующим материалом стенами. Она осталась после одного из ранних психотерапевтических экспериментов. Театр Кошмаров призван был вернуть шизофреников к реальности, шоковым воздействием сделав их иллюзорный мир непригодным для существования. Но психика пациентов претерпевала после этого такой надлом и столь трудноустранимые эмоциональные сдвиги, что метод признали антигуманным и сомнительным.

По просьбе Дагенхэма глава психиатрического крыла госпиталя смел пыль с трехмерных проекторов и заново подсоединил сенсориум. Они вытащили Фойла из бака, вкололи ему стимулятор и бросили на пол. Выкатили бак за дверь, выключили свет и заперли комнату на кодовый замок. Потом включили проекторы.

Каждый ребенок мнит свой иллюзорный мир уникальным. Психиатры знают, что это совсем не так: страхи и радости одного подобны эмоциям всего человечества. Реализации ужаса, вины, стыда легко можно перебросить с одного человека на другого, и никто даже не заметит разницы. Отделение терапии госпиталя объединенных университетов располагало тысячами эмозаписей — и соорудило на их основе всеобъемлющую вытяжку человеческих страхов для Театра Кошмаров.