Я был в расстрельном списке - Петр Филиппов

На первом заседании (как и на последующих) московского клуба «Перестройка» зал был переполнен. Люди сидели в проходах, стояли вдоль стен. Однако среди организаторов клуба москвичей не было, только ленинградцы. Они выступали столь радикально и с таким азартом, что приводили зал в восторг. Москвичи к таким речам не привыкли. Клуб состоялся. По Москве пошла о нем молва.

Не только первое заседание, но и всю работу московского клуба «Перестройка» первые полгода вели ленинградцы. Лишь к осени москвичи сорганизовались и выдвинули в сопредседатели клуба вместе с профессором Перламутровым своего лидера, Олега Румянцева. Позже Олег был избран народным депутатом РСФСР, стал «мотором» (формально секретарем) Конституционной комиссии. И хотя не все его подходы были реализованы, его роль в разработке Конституции России трудно переоценить.

Удивляло разительное отличие ленинградских активистов от пассивных москвичей. Причину объяснили сами москвичи: «Вы в Ленинграде ограничены в возможности делать карьеру в министерствах и ведомствах. А в Москве таких учреждений — пруд пруди, и мало-мальски толковый человек всегда может найти себе место. Встроившись в бюрократическую структуру, он должен вести себя тихо. Думать может что угодно, но говорить только то, что приветствует начальство. У человека срабатывают тормоза, появляется привычка скрывать свое мнение. Слушать он вас будет, а высовываться — нет».

Вооружившись опытом Москвы, мы с Анатолием Чубайсом и Сергеем Васильевым заявились в Ленинградский обком КПСС к заведующему отделом агитации и пропаганды. Довод наш был прост: «В Москве клуб есть, а в Ленинграде нет. Почему? Идею Перестройки выдвинул генеральный секретарь ЦК КПСС, вы, как обком партии, не вправе ей противиться. А мы, как члены партии, берем на себя ответственность за клуб». Партийное начальство, скрепя зубами, согласилось не мешать проведению первой дискуссии.

Определили тему: «План и рынок: вместе или против?». Место проведения — Дом научно-технической пропаганды на Невском проспекте. В зале яблоку было негде упасть. Вели ее я и Чубайс. В то время открыто заявить, что рынок неизбежно придет на смену плану, было нельзя, это расценивалось как крамола. Политическая обстановка еще не позволяла. Безопаснее звучало предложение дополнить план рынком. Но если организаторы еще были связаны политкорректностью, то члены клуба и участники дискуссии — нет. Жестких и нелицеприятных заявлений было много, как, впрочем, и конструктивных предложений.

Вторую дискуссию мы назвали «Тупики административно-командной системы». К тому времени вышла статья Гавриила Попова на эту тему, наделавшая немало шума. Ее читали многие, на нее ссылались. Это позволяло открыто обсуждать пороки существующего строя, при котором глупость большого начальника, вроде поворота северных рек, будет реализована, какой бы нищетой это ни грозило народу. Бредовые начинания «любимых вождей» и национальных лидеров в такой системе управления ничем не ограничены. Но наша цель была шире — показать участникам встречи, что административно-командная система в любом своем сегменте заставляет людей бездарно тратить человеческие и материальные ресурсы. Судя по ходу дискуссии, нам это удалось.

Когда собрали людей на третью дискуссию, двери Дома научно-технической пропаганды были закрыты, за ними стояли охранники. Нервы у ленинградских партийных чиновников не выдержали. И все же клуб в Ленинграде мы организационно оформили. В одной из школ провели собрание желавших принять участие в его работе. Набралось около 70 человек. Учредили процедуру приема новых членов с обязательными рекомендациями двух действительных. Это было важно, потому что всегда есть опасность прорыва к микрофону людей неадекватных. Они отталкивают от участия в работе клуба разумных людей, которым не хватает терпения долго слушать бред. Заседания клуба проходили во Дворце культуры имени Ленсовета — исключительно благодаря милой женщине, Светлане Комисаренко. Она была там главным организатором и массовиком и так много делала для ДК, что все на нее просто молились. И она поставила перед директором вопрос ребром: «Или клуб обоснуется у нас, или я уйду». И тот вынужден был согласиться.

В ленинградском и московском клубах были секции по рабочему самоуправлению, развитию рынка, институтам демократии. Они стали настоящими интеллектуальными центрами. Ленинградский клуб «Перестройка» инициировал создание Ленинградского народного фронта. В клубе активно работали такие известные люди, как социолог Андрей Алексеев, юрист Виктор Монахов, политолог Александр Сунгуров, Анатолий Голов, Юрий Нестеров. Многие члены московского и ленинградского клубов позже были избраны народными депутатами РСФСР, Ленсовета и Моссовета, некоторые работали в первом российском правительстве, а член клуба Сергей Игнатьев многие годы возглавлял Центральный банк России. А тогда, в конце 1980-х, будучи доцентом Института торговли, написал статью о необходимости двухуровневой банковской системы, передал ее мне как редактору журнала «ЭКО». Журнал ее опубликовал. Это была одна из первых работ, нацеленных на реальную реформу советской банковской системы. И таких реформистских публикаций членов клубов насчитывалось немало.

Параллельно с клубом «Перестройка» молодые экономисты, аспиранты и студенты, учредили в Ленинграде клуб «Синтез», всего 12 участников. Среди них были Дмитрий Травин, Алексей Миллер, Андрей Илларионов. Явным лидером был Борис Львин (позже он стал представителем России в МВФ). Клубы «Перестройка» и «Синтез» сотрудничали. Но что поражает, так это то, что на весь Ленинград в то время нашлась лишь сотня человек, стремившихся изменить мир, в котором жили советские люди, готовых тратить на это свои силы и время, подвергаться опасности репрессий. Капля в море!

Когда в обществе происходят тектонические сдвиги, рушатся устои, важно понимать, какие цели преследуют политические противники. Заседания нашего клуба регулярно посещали сотрудники аналитических отделов КГБ. Мы их знали в лицо. Они сидели на задних рядах и писали, писали, писали. Странный был канал связи. Но благодаря их докладным запискам многие наши предложения по решению насущных проблем страны попадали на самый верх бюрократической вертикали. Принесло ли это пользу номенклатуре?

* * *

В 1988 году мне пришлось участвовать в странном мероприятии — съезде неформалов. Кто его устроил, кто рассылал приглашения, мне неизвестно. Скорее всего, соответствующее управление КГБ или аппарат ЦК КПСС. То, что съезд организован не демократами, стало ясно только тогда, когда все собрались в московском Доме культуры «Новатор». Актовый зал был заполнен людьми, которые даже своим внешним видом выражали оппозицию советской власти — ни галстуков, ни парадных костюмов. На сцене микрофон, в углу сцены — кинооператор. И нет никого, кто походил бы на организаторов. Избрали ведущего. Он сразу спросил в микрофон: «Кто нас собрал, кто предоставил зал, кто прислал кинооператора и записывает выступления?». Из динамиков прозвучал ответ: «Какая разница? Собрались — обсуждайте!».

После первых же выступлений съезд пошел вразнос. Лозунг «Долой советскую власть немедленно!» к концу дня стал главным. Но я считал, что в тот момент такое требование было и нереальным, и неконструктивным. Одним лозунгом «Долой!» ничего не добьешься. Менять надо не только людей во власти, а всю систему, стимулы, ограничения, меры ответственности, общественные институты. Согласия на сей счет даже среди собравшихся не было.