Кровь - Тед Деккер

Держа в руке последнюю мину, Томас занял наблюдательный пост:

— Все готово?

— Одну ты оставляешь? — спросил Уильям.

Томас взглянул на плотный сверток с порохом.

— Это, друг мой, запасной вариант.

Каньон был серым от Паршивых, валявшихся там во всей своей, мерзости. Сорок бойцов Томаса встали возле фитилей с кресалами наготове.

Томас зажмурился и глубоко вздохнул. Открыл глаза:

— Поджигаем на северной скале.

Позади него послышался тихий шелест. Лучник пустил сигнальную стрелу. В небо взвился огонек, оставляя за собой дымный след.

Двадцать человек стояли вместе с Томасом на выступе. Они смотрели на скалу. Ждали. Долго ждали…

Томаса начало подташнивать.

— Сколько на это надо времени? — спросил кто-то.

И, словно бы в ответ, из дальнего конца разлома в небо выстрелил огненный язык.

Взрыва, однако, не получилось. Мины вышли недостаточно мощными, чтобы разорвать обмотку и разнести крепко обнимавший их камень.

Вторая вспышка раздалась поближе. Затем еще и еще. Мины воспламенялись одна за другой, выплевывая в небеса огонь.

Но скалу они не крушили.

В каньоне завопили Паршивые. Подобной демонстрации силы они еще не видывали. Но, увы, не та это была сила, на которую надеялся Томас.

Он сунул последнюю мину в седельную сумку и вскочил на коня.

— Майкиль, отдашь приказ поджигать на южной скале. По моему сигналу. Я протрублю в рог.

— Куда ты?

— Вниз.

— Вниз, к Орде? Один?

— Один.

Он развернул коня и направил его в карьер.

Паршивые в каньоне вопили все громче. Но к тому времени, когда Томас спустился со скалы, их страх поостыл. Они увидели, что огонь, извергавшийся с высоты, никакого вреда не причинял.

Въехав в каньон, Томас на полной скорости помчался вперед. Небо было уже светло-серым. У врага сто тысяч воинов. Нет, восемьдесят, — двадцать положили вчера его люди. Но сейчас это значения не имело. Важны были только те десять тысяч, которые толпились в каньоне перед ним и смотрели, как он к ним скачет.

Жеребец перепрыгнул через валуны, служившие вчера Стражникам заграждением. Расти в пустыне деревья, и умей ее обитатели делать луки, Томаса могли бы застрелить, едва между ним и Паршивыми осталось пятьдесят ярдов.

Он остановился вблизи строя, ощетинившегося копьями. Элион, дай мне силы.

— Обитатели Пустыни! Мое имя — Томас Хантер! Коль хотите прожить еще хотя бы час, позовите своего вождя. Вреда я ему не причиню, лишь поговорю с ним. Если же он побоится выйти, вы все умрете — мы обрушим с небес огонь и обратим вас в пепел!

Он успокоил жеребца, норовившего взвиться на дыбы, и потянулся к мине, лежавшей в седельной сумке. Все сказано, отступать некуда.

Внезапно тишину нарушил раскатившийся над каньоном грохот. В другом конце его, так далеко, что Томас едва мог разглядеть, обвалилась часть скалы. В небо поднялось облако пыли.

Мина все-таки взорвалась! Одна из двадцати. Видимо, нашлось слабое место, и тлевшая искорка сделала свое дело.

Сколько же там обвалилось? Маловато. Тем не менее, Паршивые в ужасе отпрянули от скалы.

Приободренный этой нежданной удачей, Томас снова прокричал:

— Позовите вождя, или мы раздавим вас, как мух!

Передние ряды расступились, верхом на коне выехал шагов на десять Паршивый, подпоясанный черным кушаком — генеральским отличием, и остановился. Но это был не Кваронг.

— Нас не одурачишь! — выкрикнул он. — Нагревать камни и поливать их водой, чтобы раскололись, мы тоже умеем. Думаешь, испугаемся огня?

— Вы не знаете огня, который дал нам Элион! Если сложите оружие и отступите, мы пощадим ваше войско. Если нет — увидите огонь самого ада.

— Ты лжешь!

— Хочешь испытать силу Элиона? Вышли вперед сотню своих людей!

Генерал обдумал предложение. И щелкнул пальцами.

Никто не шелохнулся.

Он повернулся к строю и лающим тоном отдал приказ.

На те же десять шагов вперед вышел большой отряд. Отступать и впрямь было некуда. Если припасенная мина не взорвется, ему конец.

— Предлагаю самому тебе отойти в сторону, — сказал Томас.

Генерал поколебался, потом все же медленно отъехал от своего отряда подальше.

Томас вынул кресало, поджег фитиль длиною в два фута и дал ему сгореть до половины, после чего тронул с места своего жеребца. Он погнал его прямо на солдат, швырнул в них мину и резко повернул направо.

Дымящийся мешок шлепнулся посреди отряда, и солдаты инстинктивно бросились искать укрытия.

Но укрытия не было.

Со страшным грохотом мина взорвалась, разбросав их во все стороны. Горячая волна ударила в лицо Томасу, отчего он на мгновение задохнулся.

Генерала снесло с лошади. Он вскочил на ноги и уставился на последствия взрыва. По меньшей мере, полсотни солдат погибли. Уцелевшие почти все были ранены. Невредимыми остались лишь несколько человек.

— А теперь слушайте! — крикнул Томас. — Вы все еще сомневаетесь, что при помощи этого оружия мы обрушим на вас скалы?

Генерал не дрогнул. Трусость в Орде никогда не приветствовалась, тем не менее, стойкость этого человека впечатляла. Ответа Томас не дождался.

Тогда он поднял рог и протрубил.

— Что ж, взгляните еще раз! Но для вас он будет последним. Коль не отступите, погибнете сегодня все до единого.

Фейерверк вновь начался с дальнего конца каньона, только теперь с южной стороны. Вся надежда была на то, что получится еще хотя бы один взрыв. Еще одно слабое место в разломе, еще один тлеющий мешок с порохом…

— Бабах!

Часть скалы начала падать.

— Бабах! Бабах!

Еще два взрыва! Внезапно откололась почти треть скалы и полетела на отчаянно вопивших Паршивых. Огромный каменный пласт, способный накрыть разом тысячу человек, ударился о землю, медленно отскочил и повалился на солдат. Земля содрогнулась. Упал еще кусок скалы. Пыль завесила небеса. В ужасе ржали, вставая на дыбы, лошади.

Страха Паршивые не ведали, но и самоубийцами не были. Паническое бегство началось за несколько секунд до того, как генерал отдал приказ отступать.

Ошарашенный Томас молча наблюдал за бегущим, подобно откатывающейся морской волне, вражеским войском. Под обломками скалы погибли тысячи солдат. А может, и десятки тысяч. Но главной победой был страх, который отныне поселился в их сердцах.

Его собственные воины опасливо толпились на краю Северной скалы. Вернее, того, что от нее осталось.