Покаянные сны Михаила Афанасьевича - Владимир Колганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что же до основной идеи, ради чего и писалась эта книга, думаю, что профессор был не прав. То есть ошибался-то, конечно, автор, считавший, что причина неудачи этого эксперимента лишь в плохой наследственности. Я же осмелюсь утверждать, что во всяком деле главное — терпение. И для того, чтобы из тупого, ничтожного, невежественного существа сделать достойного человека, нужно время. Время, воспитание, подходящая среда. Да если не спешить, то можно справиться с любой наследственностью. Вопрос только в том, сколько нужно ждать. И еще: захочет ли тот несчастный пройти трудный путь своего преображения только для того, чтобы убедиться — те самые воспитатели да эскулапы ничем не лучше пациентов, тоже люди не очень-то глубокого ума, разве что научились это тщательно скрывать да овладели ремеслом довольно сносно.
Тут мне припомнилось, из-за чего предшественника моего отправили в отставку. Душевое расстройство — так, кажется, хозяйка говорила. Решил бедняга сторож от нечего делать почитать, да сил не рассчитал. Чтение, оно ведь предполагает некую подготовленность ума, а то начнешь голову ломать — что да почему? Счастье, если сразу поймешь, мол, это все не для меня, а то ведь может оказаться вот такой упертый. Тогда беда!
За несколько ночей осилив все книги этого писателя, в итоге понял вот что. Прежде всего, никакой это не сказочник, да и не фантаст по большому счету. Тут баба Глаша облажалась. Любимый его жанр — это сатира, фельетон. Вполне логичное желание высмеять то, чего решительно не принимаешь. Есть, правда, и другой путь — написать трагедию, выбрать самое ужасное из того, что есть вокруг, и описать это на страницах книги. Однако вот что меня смущает. Если человеку и без того непросто, тяжело, если смотреть на то, что творится за окном, совсем невмоготу, станет ли он читать трагический рассказ о том, что сам переживает ежедневно? Да нет, не нужно ему этого. А вот сатира, фельетон, гротеск — это в самый раз! Трагедии же предназначены больше для эстетов.
Ну ладно, пусть так, но что сказать об авторе? Пишет хорошо, чем-то все это напоминает стиль моих рассказов. Я даже почувствовал, что и мне пора бы взяться за перо.
Но как-то ночью, когда уже разложил бумаги на столе, раздался стук в дверь. Настойчиво стучат, по-хозяйски. Звонок-то я отключил, чтобы мальчишки не тревожили. Дверь приоткрыл, цепочку не снимаю, мало ли что…
Смотрю, а там стоит она. В общем-то все при ней, только ресницы неописуемой длины, помады многовато да кожаная юбочка выше колен. Ну вот стоит, глядит на меня и улыбается. Я говорю:
— Мы по ночам не принимаем.
— Даже меня?
— А вы-то кто?
— Я от управдома.
Думаю с ужасом: неужто на соседа протекло? Трубы тут ржавые, изношенные. Капремонт не делали со времен царя Гороха… Да еще этот приблудный кот неведомо откуда появился. Кто знает, может быть, из-за него…
— Так вы по поводу сантехники?
— Нет, по другому…
Вот ведь проблема среди ночи! Как-то неинтеллигентно, то есть негоже девицу выставлять на улицу. А может, ей просто негде ночевать?
— Так от меня что требуется?
— Для начала диван или кровать…
Ну так и есть — бездомная. Только бы не оказалось блох! Да нет, вроде не похоже.
В общем, до утра еще часа четыре коротать. Книжки я уже перечитал, кот в основном молчит, да и вдохновение куда-то подевалось…
— Ладно, так и быть.
Заходит. На меня глазами зыркает, причем не просто так, а с каким-то тайным смыслом. Тут только стал соображать… Да ладно, почему бы нет? Как говорят, ничто человеческое мне не чуждо…
Где-то через час, когда провожал девицу до двери, спрашиваю:
— Сколько с меня?
— Управдому отдадите…
Так и не понял, то ли в квартплату включено, то ли пришлют квитанцию за отдельные услуги? Честно скажу, в первый раз было словно сон. Если бы не повторилось через ночь, так бы точно и подумал. Только в конце месяца дошло — видно, так принято платить здешним сторожам. Тогда, выходит, прежнего именно девицы доконали? А я-то думал, начитался книг…
Словом, жизнь понемногу обустраивалась. И как ни странно, времени хватало даже для того, чтобы писать. Вот только осталась нерешенной главная проблема — где печататься?
Когда попадаешь в незнакомый дом, первым делом начинаешь присматриваться, озираясь по сторонам в поисках того, за что бы зацепиться взгляду. Ищешь что-нибудь привычное, приятное. Вот и сейчас, попав в Москву, пытаюсь отыскать то, на что или на кого стоило бы опереться — место обитания, некую среду, где тебя приветят и поймут, где можно получить при случае совет либо обрести сочувствие после первой неудачи.
Нашлись добрые люди, подсказали — для будущего классика крайне важно иметь свой круг поклонников, что-то вроде клаки. Если кто не знает, так это организованная группа горластых почитателей — Миланская опера, Большой театр… Да ни один приличный тенор без клаки не возьмет даже пол-октавы! А уж о том, чтобы книгу прочитали, без этакой поддержки даже нечего мечтать.
Ладно, думаю, идея богатая, может пригодиться, хотя для начала книгу надо бы издать. Однако где же эту клаку взять, если нет у меня в Москве ни единого знакомого? Хозяйка, баба Глаша, конечно же не в счет. Можно было бы завести полезные знакомства и в музее, да жаль вот — приличного человека не заманишь по ночам. Да и кому какое дело до ночного сторожа? Только вот приблудный черный кот, да и тот занят в основном мышами. Что же остается — приходится идти в народ. С тем и пришел в литературный салон, назывался он довольно странно — «Евдохины субботники», а располагался в том же доме, где я комнату снимал. Ну что ж, Евдоха так Евдоха. Впрочем, как мне объяснили позже, это оказалось вовсе не имя, а фамилия. Семен Васильевич Евдох — так звали гостеприимного хозяина.
Каюсь, к началу мероприятия я изрядно опоздал, поэтому бутерброды с селедочкой сожрали — при мне последний кто-то доедал. Честно говоря, я бы тоже не возражал, чтобы немного подкрепиться. Увы, остался только чай, да и тот без сахара. Подумалось — вот до какой бедности довели литературу! Однако ведь живут, творят!.. Кажется, я что-то пробурчал про это вслух, потому что вдруг на меня со всех сторон зашикали.
Ладно, затаил дыхание, губы плотно сжал, так что силком не разомкнуть, и только смотрю по сторонам.
Посреди большой комнаты, оклеенной дешевыми, уже потерявшими первоначальный цвет обоями, стоит большой стол, покрытый желтой скатертью. Скатерть тоже не из самых новых, кое-где протерта чуть ли не до дыр. На столе дымится самовар, видимо, из тех, которыми пользовались еще в начале века. Да нет, на антиквариат никак не тянет, вполне обыкновенный экземпляр! Разливает чай дама средних лет, надо полагать, жена хозяина — скучная и бесцветная. Всего же в комнате расположилось полтора десятка человек — мужиков и дам примерно поровну. Никому из них я бы не отдал предпочтения, имея в виду дальнейшее знакомство. Вот разве что недурная, несколько растрепанная дама тоже средних лет — она сидела у окна и время от времени обводила всех томным взглядом.