Полночь! Нью-Йорк - Марк Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да ладно тебе, мам, – говорит ее младший сын Димитри.
Ему двадцать восемь, и только с ним мать никогда не спорит. В отличие от Лоррен, он не познал гнева матери, не вкусил прелести ее нравоучений, его не унижали, не оттачивали на нем сарказм. Димитри – последыш, мамин малыш ростом метр восемьдесят восемь.
– Что ты намерена теперь делать? – спрашивает он с тревогой в голосе.
Он поразительно красив, у него прекрасная фигура, широкие плечи, светлые глаза смотрят дерзко, с вызовом, волосы вьются, а его животная грация то и дело покоряет сердце очередной подруги Лоррен. Димитри тоже Бальсан, у них общая мать, но разные отцы. Франсуаза носила его под сердцем и уже была в разводе с отцом Лоррен, когда того убили на манхэттенской улице в тридцать восемь лет, но продолжала жить в Нью-Йорке, у них с отцом Лоррен была совместная опека над дочерью. Через некоторое время после убийства Франсуа-Ксавье Демарсана она вернулась во Францию с дочерью и сыном, Лоррен было семь лет, Димитри – несколько месяцев.
В Париже мать Лоррен не отказалась от нью-йоркских привычек. Чай, суаре, теннис, вернисажи, поездки в Довиль в хорошую погоду с друзьями, зимой – в Куршавель с любовниками. Воспитание детей она препоручила частным школам и нянькам, так Лоррен стала для брата второй матерью.
– Вот ведь гадство! – рычит Димитри. – Жалко, что меня там не было…
Она улыбается. Знает, что младший брат чем угодно рискнет ради нее, он и правда мог бы расправиться с ублюдком из Центрального парка. Хилый в детстве, Димитри упорно занимался спортом, и результат получился впечатляющий. Сейчас он увлекся камбоджийским бокатором, боевым искусством древних кхмеров, почти неизвестным в Старом Свете. Брат Лоррен обожает открывать новые дисциплины и достигать в них необыкновенных высот. А еще он учит неомандейский, редкий язык, восточный диалект арамейского, на котором говорят на юго-западе Ирана, в провинции Хузестан, и пытается стать чемпионом по шахбоксу. В этой, мягко говоря, странной гибридной дисциплине два игрока попеременно играют в шахматы и дерутся на ринге. Придумали эту «прелесть» в Германии.
– Хочешь, я приеду? – спрашивает Димитри. – Стану твоим телохранителем, как Кевин Костнер у Уитни Хьюстон в «Телохранителе»…
Она качает головой и улыбается – идея ее позабавила, – наклоняется ближе к экрану и говорит:
– Я вернусь уже завтра, осталось урегулировать мелкие детали, так что сиди дома, а то прилетишь и не застанешь меня.
– Только поосторожнее, – строгим тоном произносит Димитри.
На почту Лоррен приходит сообщение, она пугается, и Димитри успевает заметить перемену в настроении сестры.
– В чем дело? – вскидывается он.
– Ни в чем, не беспокойся.
– Уверена?
Она кивает. Димитри недоверчиво щурится – он не купился, слишком уж хорошо они друг друга знают и чувствуют. Если у Лоррен грипп, у Димитри начинается насморк. Если она грустит, он звонит, чтобы сообщить: «На меня напала хандра, а ты как?» Им нравятся одни и те же цвета, фильмы, музыка и одежда. Между прочим, она не рассказала ему о таинственном «преследователе», который уже несколько месяцев запугивает ее, утверждает, что двадцать восемь лет назад убил Франсуа-Ксавье Демарсана, обещает прикончить и ее. Лоррен ни с кем не поделилась. Чего она ждет? Надеется, что он устанет и исчезнет? В глубине души она чувствует, что так не получится, и знает, что сообщение от него, хотя даже не открыла его.
– Ты побывала у Оскара де ла Ренты?[50] – спрашивает Франсуаза.
Лоррен сказала матери, что будет занята под завязку, и… получила длинный список поручений.
– Нет, мама, собиралась сегодня утром.
– Отстань от нее, мама! – злится Димитри, и Франсуаза умолкает.
Лоррен посылает им воздушный поцелуй, прощается и открывает письмо, пришедшее с очередного неизвестного номера.
Я почти достал тебя в Центральном парке.
Жаль, тот тип вмешался.
Ничего, в следующий раз я доведу дело до конца.
Липкий страх возвращается. У Лоррен холодеет кровь, она вспоминает чудищ, которых боялась в детстве. Ей казалось, что они бродят по особняку отца, но на помощь она не звала, пыталась быть храброй девочкой, лежала в постели, накрывшись с головой одеялом, и тряслась от страха. «Демарсаны не боятся, не жалуются, не ноют и не орут как резаные!» – внушала ей мать, но маленькая Лоррен знала, что чудовища существуют. Она выросла, но то, что ее пугало, никуда не делось. Монстры реальны. Нужны доказательства?
Они убили ее отца.
Она вспоминает другого типа – того, который вмешался и прогнал анонима. Мужчина с обезоруживающей улыбкой и спокойным и мечтательным взглядом, который дружит с экстравагантным типом в больших очках в золотистой оправе.
Лоррен набирает в поиске: «художественная галерея, Пятьдесят пятая улица».
11
Я вернусь на Манхэттен
как ни в чем не бывало.
Восточная Тридцать вторая улица, между Бродвеем и Пятой авеню. Сердце Корея-тауна, корейского квартала-анклава в центре Манхэттена. Между баром-караоке и рестораном Miss Korea Barbecue мерцает вывеска «Бокс Тревора». 11 декабря, ровно в 16:00, Лео прошел узким коридором и поднялся по ступенькам в зал, на второй этаж, где царил и правил хозяин здешних мест старик Тревор. Тридцать лет назад он приплыл с Ямайки, чтобы сразиться с Майком Тайсоном, и уже в первом раунде – чтобы быть точным, на семьдесят третьей секунде – был сражен нокаутом, но на родину не вернулся и в конце концов открыл собственный зал. В воздухе пахло по́том и резиной, несколько человек «сражались» с грушами, молодые парни отрабатывали движения в свете неоновых ламп, кто-то прыгал через скакалку. Девушек было мало, и вид они имели более чем неприступный.
Лео подошел к центральному рингу. Стройный жилистый смуглый мужчина лет тридцати боксировал с Тревором, расставив локти и защищая лицо кулаками. Боковым зрением он заметил Лео, от изумления забыл о защите и немедленно получил жестокий прямой удар в лицо. На мгновение окружающим показалось, что его голова оторвется от шеи и покатится по матам.
– Тревор, мать твою! – рыкнул пострадавший. – Я не был готов!
– Долго будешь готовиться? – рявкнул в ответ Тревор и попер на соперника, как танк. – В чем дело, Гонзо? Ты двигаешься, как Дэвид Ли Рот[52]. Мы не на танцах, парень!
– Кто он такой, этот Дэвид?! – Молодой брюнет разволновался, сорвал шлем, перчатки и швырнул их на пол. – Да я расколю тебя, как полено, старикашка!
Он пролез между веревками, спрыгнул вниз, кинулся к Лео, широко улыбаясь,
