Стокгольмское дело - Йенс Лапидус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Д А Ч Р И. Мать их…
– Кто – он? – Пацаны на татами не врубались.
Но те уже не слушали. Двинулись к двери в контору. Туда, где засели Юсуф, Исак и Шамон.
– Что вам надо? – изо всех сил заорал Никола.
Шамон высунул голову, глаза у него расширились и потемнели. Парни были в пяти метрах от него.
Слишком поздно.
Шамон вышел и закрыл за собой дверь.
– Кто вы такие, поросята? – Никола всегда завидовал бесстрашию Шамона. – Соображаете, что делаете?
Только сейчас Никола заметил – у его приятеля в руке пистолет. «Глок».
Юные бойцы без правил шарахнулись к стенке. Потные лбы. Блестящие от ужаса глаза. На октагоне они, может, и крутые, но сейчас пикнуть боятся. Не могут сделать решающий, рискованный шаг.
Как и сам Никола.
Шамон поднял пистолет. Никола даже не знал, что он теперь носит оружие. Наверное, все время. Не расстается.
Первый из парней оскалился. Его рука с пистолетом по-прежнему опущена. Не ожидал, должно быть, что Шамон вооружен.
Шамон прищурился.
Может, обойдется?
Ни единого шанса.
А тот оскалился, но не отступил. Глаза темные, как чулан без света. Даже белков не видно. Шамон сделал еще шаг. Зря! Никола краем глаза увидел, как второй парень сделал резкое движение.
– Берегись! – крикнул он.
Но первым выстрелил Шамон. Выстрел в гимнастическом зале грохнул, как взрыв атомной бомбы.
Тот, второй, что пытался выстрелить, отшатнулся в сторону. Никола бросился на первого, кулаками вперед, и что есть силы ткнул парня в живот.
Как в доску – под курткой с капюшоном наверняка бронежилет. Мечущиеся подростки у стены… Где же сукин сын Юсуф? Где Исак? Продолжают чесать языками в конторе? Или спрятались?
Еще один выстрел – как удар бича в пустой церкви. Опять Шамон. У Николы словно заложило уши – он ничего не слышал, кроме этого грохота.
Но и налетчик очнулся, поднял пистолет.
Опять удар бича.
Шамон не закричал, не застонал – сделал шаг назад и рухнул на пол.
Как в плохом боевике, съемка рапидом: отступил и рухнул навзничь, через открытую дверь в контору, словно попытался спрятаться.
Внезапно прорвался звук, как будто вынули затычки из ушей – дикий многоголосый крик перепуганных подростков.
Выскочили Юсуф и Исак. Оба с пистолетами.
– Вон отсюда! – зарычал Юсуф. – Всю родню вашу замочу, суки позорные! Мамаш ваших на конвейер поставлю!
Парни попятились задом по лестнице и исчезли.
Шамон лежал на полу.
Пуля снесла ему нижнюю челюсть. Реки крови.
Никола присел на корточки, не решаясь поднять друга, только взял его за руку.
Попытался поймать его взгляд.
Не оставляй меня, друг.
Хотелось бы заняться еще чем-то.
Слова Шамона.
Хотелось бы заняться еще чем-то… музыкой, например.
Брат, не умирай.
Пожалуйста, не умирай.
Почему он не отвечает?
За последние два часа Эмили звонила Тедди раз пятнадцать – и каждый раз он нажимал кнопку отбоя. А ей необходимо с ним поговорить. Она только что рассталась с этой молодой женщиной, Катей.
Все произошло очень быстро. Звякнул домофон, тонкий голосок:
– Это я, Катя.
Только нажав кнопку, Эмили сообразила, что даже не успела спросить ее фамилию. Это непрофессионально – она должна в первую очередь проверить, нет ли конфликта интересов. Например, не выступает ли эта Катя свидетелем обвинения по делу кого-то из ее подзащитных.
Маркус, несмотря на выходной, тоже в конторе – юрист-трудоголик. Он работал с делом о мошенничестве, где обвинитель в качестве, как он назвал, «обобщающего доказательства» криминальных наклонностей ответчика сообщил, что тот и ранее занимался перехватом идентификационных данных.
– Это не доказательство, – сказала Эмили, – и думаю, нам удастся избежать приобщения к делу. Должно проскочить. Не имеет отношения. Найди все, что можешь, прецеденты, преюдикаты… Прочитай тридцать пятый параграф в уложении о доказательствах. Потом обсудим.
В приемной скрипнула дверь.
– Добро пожаловать, – голос Маркуса. И тут же звонок: «Они пришли».
– «Они»?
– Да, она и еще кто-то, даже не хотят раздеться и подождать пару минут. Спросишь мое мнение – не подарок.
Кожаная курточка на молодой девушке явно из другого десятилетия. Мужчина в потертой джинсовой куртке, на которой раньше были нашивки: на спине и рукавах темные, еще не выцветшие прямоугольники. Все время оглядывается, будто ждет засады. Между сорока пятью и пятьюдесятью – возможно, отец. А она все время глядит в пол – воплощенная неуверенность.
– Позвольте предположить – вы и есть Катя, – Эмили протянула ей руку.
Девушка подняла голову. Бледная. Почти неестественно бледная – под кожей просвечивают голубые жилки вен.
Протянутую руку перехватил ее спутник.
– Да, это Катя. А меня зовут Адам. Бойфренд, самбу[22], жених – называйте, как хотите. Для дорогого дитятки все имена хороши. Спасибо, что согласились нас принять так быстро.
На редкость мелкие зубы, как у какого-то грызуна.
Зашел Маркус. Эмили села на свое рабочее кресло, посетители напротив. Маркус – с короткого конца стола.
– Мой помощник и коллега, Маркус Энгваль.
– Дело очень щекотливое, – Катя посмотрела на Адама, и Эмили вдруг сообразила, что она в первый раз открыла рот. Мне бы не хотелось, чтобы посторонние…
– Маркус вовсе не посторонний, – Эмили прокашлялась. – Он работает вместе со мной и связан тем же обетом молчания, что и я. Но если вы настаиваете…
Адам положил ладонь на Катино запястье.
– Нет-нет… если так для вас лучше, ясное дело – мы не возражаем. Может остаться.
Эмили повернулась к Кате.
– Ваше слово последнее. Решать вам.
– Да-да… может остаться, – повторила она почти беззвучно.
– Вот и хорошо. В чем заключается ваше дело? – спросила Эмили.
Молчание. Оба молчат. Но девушка явно волнуется: плечики прижаты чуть не к ушам, руки сжаты в кулаки. Неровное дыхание.