Горничная - Нита Проуз

– Мне не очень сладко приходится, – сказала я.

– Наверное, но, по крайней мере, ты ни от кого не зависишь. Мы с Чарльзом… Знаешь, со стороны это все выглядит очень гламурно, но иногда… иногда это не так. И его дети ненавидят меня. Они примерно моего возраста, что, соглашусь, довольно странно. А его бывшая жена подозрительно ко мне добра, и это хуже всего. Позавчера она была здесь. Знаешь, что она мне сказала в ту же секунду, как только Чарльз оказался вне пределов слышимости? Она сказала: «Беги от него, пока можешь». И хуже всего то, что она права и я это знаю. Иногда я задаюсь вопросом, правильный ли выбор сделала, понимаешь?

– Вообще-то, очень хорошо понимаю, – сказала я.

В моей собственной жизни тоже был неправильный выбор – Уилбур, и не было дня, чтобы я о нем не пожалела.

Жизель взяла коробочку с тенями.

– Снова закрой глаза. – Я подчинилась, а Жизель принялась наносить на мои веки тени, продолжая говорить. – Несколько лет назад у меня была одна-единственная цель. Мне хотелось влюбиться в богатого мужчину, который позаботился бы обо мне. И я познакомилась с одной девушкой – назовем ее моей наставницей. Она объяснила мне, что к чему. Я стала ходить в правильные места, обзавелась парочкой правильных нарядов. «Ищи и обрящешь», – любила говорить она. Сама она трижды была замужем за тремя разными мужчинами и трижды развелась, отсудив у каждого мужа по половине его состояния. Невероятно, правда? Она обеспечила себе безбедную жизнь до конца своих дней. Дом в Сен-Тропе и еще один в районе Венис-Бич. Жила она одна, с горничной, личным поваром и водителем. И никто не указывал ей, что делать. Никто ею не командовал. Я бы ради такой жизни пошла даже на убийство. А кто не пошел бы?

– Мне уже можно открыть глаза? – спросила я.

– Пока нет. Но совсем скоро уже будет можно.

Она принялась водить по моим векам более тонкой кисточкой, которая казалась более прохладной и нежной.

– По крайней мере, рядом с тобой нет мужчины, который указывал бы тебе, что делать, а сам при этом вел себя как последний лицемер. Чарльз мне изменяет, – сказала она. – Ты в курсе? Стоит мне только взглянуть в сторону другого мужчины, как он устраивает мне сцену ревности, а у самого как минимум две любовницы в двух городах. И это только те, о которых мне известно. Здесь у него тоже есть одна. Когда я узнала, я чуть его не придушила. Он платит папарацци, чтобы правда о нем не стала достоянием публики. А от меня требует полного отчета, куда и зачем я иду, каждый раз, когда я переступаю порог этого номера.

Я открыла глаза и выпрямилась в своем кресле. Узнать такое про мистера Блэка стало для меня потрясением.

– Ненавижу изменников, – сказала я. – Я их презираю. Он не должен так с вами поступать. Это неправильно, Жизель.

Ее руки по-прежнему находились рядом с моим лицом. Она закатала рукава пижамы повыше локтей, и я заметила на ее запястьях синяки, а когда она наклонилась вперед и вырез пижамы слегка распахнулся, я увидела, что чуть пониже ключицы у нее тоже темнеет изжелта-багровый синяк.

– Откуда это у вас? – спросила я.

У этих синяков должно было быть какое-то абсолютно логичное объяснение.

Жизель пожала плечами:

– Ну, как я уже говорила, у нас с Чарльзом не все гладко.

В животе у меня что-то знакомо всколыхнулось, к горлу подступили горечь и гнев, тлеющие где-то у самой поверхности, – вулкан, которому я не могла позволить извергнуться. Пока не могла.

– Вы заслуживаете лучшего обращения, Жизель, – сказала я. – Вы хорошая девушка.

– Не-а, – отозвалась она. – Не такая уж я и хорошая. Я пытаюсь, но иногда… иногда очень трудно быть хорошей. Трудно поступать правильно.

Она достала из косметички кроваво-красную помаду и начала наносить ее на мои губы.

– Впрочем, в одном ты права. Я заслуживаю лучшего. Я заслуживаю прекрасного принца. И в конце концов я его получу. Я над этим работаю. Ищите и обрящете, так ведь?

Она убрала помаду и взяла с туалетного столика большие песочные часы с таймером. Я видела их там довольно часто. Я полировала их стеклянные изгибы нашатырным спиртом, а латунные основания – средством для чистки металла, чтобы блестели. Это была прекрасная вещь, классическая и изящная, которой приятно было любоваться и держать в руках.

– Видишь эти часы? – спросила она, показывая их мне. – Помнишь ту мою приятельницу, мою наставницу? Это ее подарок. Когда она мне их дарила, они были пустые, и она велела мне наполнить их песком с моего любимого пляжа. Я тогда сказала ей: «Ты с ума сошла? Я никогда в жизни не была на океане. С чего я вдруг должна в обозримом будущем оказаться на пляже?» Оказалось, что она была права. За последние несколько лет я побывала на множестве пляжей. На многих из них еще даже до того, как познакомилась с Чарльзом, – на Французской Ривьере, в Полинезии, на Мальдивах, на Кайманах. На Кайманах мне нравится больше всего. Я могла бы прожить там всю жизнь. У Чарльза есть там вилла, и, когда он в последний раз привез меня туда, я насыпала в эти часы песок с тамошнего пляжа. Иногда я переворачиваю их туда-сюда и смотрю, как сыплются песчинки. Время идет, понимаешь? Надо действовать. Надо выстраивать свою жизнь так, как ты этого хочешь, пока не стало слишком поздно… Ну вот, готово! – объявила она и отступила в сторону, чтобы я могла увидеть свое отражение в зеркале.

Она встала позади меня, снова положив руки мне на плечи.

– Ну, видишь? – сказала она. – Просто немного макияжа – и вот ты уже красотка.

Я покрутила головой из стороны в сторону. В моем отражении я с большим трудом узнала себя прежнюю. Я понимала, что каким-то образом стала выглядеть неуловимо «лучше» или, по крайней мере, больше похожей на всех остальных девушек, но в этой перемене было что-то очень отталкивающее.

– Ну как, нравится? Из гадкого утенка – в лебедя, из Золушки – в принцессу на балу.

К счастью, правила этикета на такой случай мне были известны. Когда кто-то говорит тебе комплимент, за него полагается поблагодарить. И когда для тебя делают доброе дело – пусть даже ты о нем не просил – тоже.

– Я очень признательна вам за вашу доброту, – сказала я.

– Пожалуйста, – ответила Жизель. – Вот, возьми, – сказала она, беря со столика песочные часы. – Это подарок. От меня тебе, Молли.

Она вложила часы мне в руки. Это был первый подарок, который я получила после смерти бабушки. И я даже не могла вспомнить, когда в последний раз кто-то, кроме бабушки, что-то мне дарил.

– Они очень мне нравятся, – сказала я.

И это была правда. Для меня это было что-то неизмеримо более ценное, чем любой макияж. Я не могла поверить, что эта прекрасная вещь теперь моя, что я отныне и впредь могу любоваться ею и натирать до блеска, когда захочу. В этих часах был заключен песок из далекого экзотического места, которое я никогда не увижу. И это был великодушный дар от друга.