Месяц за Рубиконом - Сергей Лукьяненко

Ана шумно выдохнул.

— Нет. Не скажу.

— Вот и хорошо, — кивнул я.

— Как будет угодно рождённому человеком, призванному дважды, любящему жницу, пролившему кровь за Изменённых, порождающему смыслы, — торжественно произнёс Ана.

Я действительно выматерился.

К моей растерянности и облегчению, Ана ухмыльнулся и сказал:

— А ведь ты поверил, да? Скажи — поверил?

— У тебя была такая рожа… такая… восторженная. Блевануть хотелось…

— Поверил, — удовлетворённо сказал Ана. — Поверил-поверил.

Подошёл ко мне и похлопал по плечу.

— Пророчества нет, Макс. Но теперь — будет. И ему поверят!

Он порывисто обнял меня, стиснул так, что на мгновение я решил — старший страж просто заговаривал мне зубы, прежде чем напасть. Но Ана уже ослабил хватку.

— Как же мне повезло, что ты пришёл на полигон в мою смену, — сказал он. — Как же нам всем повезло!

Он отступил на шаг, посмотрел под ноги. И добавил:

— Кстати, лавли подарочек обронила. Поднял бы ты кристалл. Мы всё-таки к Продавцу идём.

У меня под ногами и впрямь лежала ярко-красная круглая рэдка.

Скорее по привычке я нагнулся и подобрал её.

Ана ошибался.

Первый раз в жизни я взял в руки рэдку, про которую точно знал — это я её только что создал.

Глава шестая

Мы шли к Продавцу ещё полчаса. Голозадые лавли больше не появлялись. Ана говорил не умолкая.

— Что нужно для восстания, Макс?

— Восставшие, — буркнул я.

— Логично. А ещё?

— Оружие.

— Некоторые восставшие — сами по себе оружие. Да и нет с ним проблем. Что ещё?

— Причина, — предположил я. — План. Цель.

— Уже лучше. — Ана по-прежнему внимательно наблюдал за лесом. Временами мы замедляли ход, дважды по его команде пробегали какие-то участки, ничем вроде как не отличающиеся от других. Но милые коварные аборигены на нас не нападали. Видимо, «учётчик Макс» их не заинтересовал. — Лучше сформулировать более классически — для восстания нужны непримиримые, антагонистические противоречия между низами и верхами.

— Ана, — я помедлил. — Тебе сколько лет было, когда ты изменился?

— Пятнадцать.

— Ну-ну…

Старший страж глянул на меня, ухмыльнулся.

— Я левак, Макс. Книги товарища Ленина ещё подростком читал.

— И как, интересно?

— Полезно. В восстаниях он знал толк, уж ты-то как русский должен понимать. Так вот, для начала восстания нужны реальные противоречия между слоями общества. И я не про жителей подконтрольных планет.

— Ты про Инсеков и Изменённых.

— Я про цивилизации, которые стремятся к возвышению, и их армии. В нашем случае — про Инсеков и Прежних с одной стороны, Изменённых с другой. Всех Изменённых, от бойцов Прежних и до стражей Инсеков.

— С чистильщиками не договоришься…

— Да. Но это уже совсем не люди, это живое оружие.

— Ты реально считаешь, что Изменённые могут свергнуть две сверхцивилизации? — спросил я с иронией.

— Их мало, Макс. Каждый Инсек или Прежний сам по себе могучая боевая единица. Но они всегда были элитой. Есть низшие особи в их иерархии: Слуги у Прежних, рабочие у Инсеков. Им возвышение не светит, если Инсеки и Прежние уйдут — они попытаются занять их место, но справятся ли? Они тоже злы на всех.

Я кивнул. Я помнил Слуг и их яростный бестолковый мятеж.

— Хорошо, есть противоречия. Есть недовольные. Есть оружие. Мятежи бывали?

— Мятеж нам не нужен, мятеж — это неудачное восстание. Так вот, что ещё нужно восстанию?

— Тебе всё мало! — возмутился я. Лес начал редеть, Ана замедлил шаг, но не осторожничая, а словно стараясь растянуть путь. — Лозунги нужны, знамя какое-нибудь…

— Вот я же вижу, ты умный, — сказал Ана. — Почти попал! Восстанию нужны символы. Нужна святая и слепая уверенность в своей правоте и неизбежности победы.

— А, — сказал я, соображая. — Пророчество, значит?

— Конечно, рождённый человеком, призванный дважды, любящий жницу, проливший кровь за Изменённых, порождающий смыслы! — оттарабанил Ана.

— Прекрати!

— Это потребует времени, — заметил он. — Несколько лет, как минимум. Когда стражи приходят из Гнёзд, они как чистый лист. Знают, что и как, горят желанием сражаться за Инсеков. Но потом они непременно сталкиваются с реальностью. У них возникают вопросы и сомнения. Если в лагерях они будут слышать легенду… что однажды придёт человек, который…

— Молчи! — воскликнул я. — Ещё раз услышу эту белиберду — получишь в рыло.

— Молчу, — согласился Ана. — Но Изменённым нужна надежда. История про то, что есть тот, кто поведёт их. Всё исправит. Всё изменит.

— И ты хочешь, чтобы это был я.

— Да. Истории всё равно ходят. Про стратега, которая закончит войну и прикажет оставить Землю в покое. Про Высшего, который прекратит охоту за смыслами и велит каждому искать свои. Про Изменённого небывалого профиля, способного сражаться с Прежними и Инсеками. Про великую любовь, которая превозмогает всё. Знаешь, как всем нам хочется любви? Материнской, дружеской, любимой женщины или мужчины?

— Знаю, — сказал я. — Но мне неприятно, что ты лепишь из меня какой-то символ, Ана.

— Может, это не я? — Ана развёл руками. — Может, это судьба, может, это твой путь? Ты ведь и впрямь необычный. И ты попал в этот лагерь, мы встретились, и я узнал, кто ты. А ты сам знаешь, кто ты?

Я стоял в чужом лесу, солнечном и сказочном. В чудесном лесу, населённом жестокими дикарями с милыми лицами, когда-то выбравшими своё странное будущее. И страхолюдного вида старший страж, цепляющийся за свою мужскую сущность, втирал, что я должен стать символом и знаменем восстания против двух исполинских сил.

— Да ну тебя, — сказал я. — Болтай, что хочешь. Только на меня не указывай, ладно? Мы вернёмся на Саельм, меня отправят к тэни, я стану за ними шпионить. Буду честно сражаться за Инсеков.

— Так и надо, — согласился Ана. — Это потребует много времени. Годы, может быть, десятилетия. Легенда должна пройти по всей галактике. Её должны рассказывать новичкам. О ней должны спорить ветераны. Она уйдёт на другую сторону, бойцы и панцеры, стельщики и буги должны её услышать — и спорить, что Тот, Кто Поведёт за собой, придёт и к ним. За эту историю должны ссылать в безнадёжный десант; её должны шептать, умирая; её должны ночами рассказывать шёпотом куколки в Гнёздах. Должны прийти ложные избранные, должны вспыхнуть неудачные мятежи. А только потом…