Властелин суда - Роберт Дугони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я знаю, что этот мерзавец слова доброго не стоит. Да и все это знают, но он внук своего деда, и, поверьте мне, пока Пол Эббот там у руля, дел, затеянных против «Эббот секьюрити», будет не меньше, чем свиней в свинарнике, а это нам прямая выгода. Всем прочим юристам он отказал. И уже передает семь дел в наше ведение.
К горлу Слоуна подступила тошнота.
— Остается лишь надеяться, что это дело Скотт не слишком перевернет наше размеренное существование. — Отступив на шаг, Фостер выпустил из своих ладоней руки Слоуна. Он окинул взглядом бейсбольную, с эмблемой «Сан-Франциско джайентс» каскетку Слоуна, его ветровку и синие джинсы, словно только сейчас все это заметил: — А вообще, какого черта ты здесь делаешь? Ты же бог знает сколько времени не брал себе дни! Я думал, ты уже по горам где-то лазаешь!
— Заглянул, только чтобы докончить кое-что.
Фостер поднял бровь.
— Мне-то уж баки не заколачивай! Я знаю, что такое «кое-что докончить» в пятницу! Не успеешь оглянуться — и полдня как не бывало. А там уж имеет смысл пробыть до вечера, чтобы хоть уикенд себе освободить, а к делам еще не приступил, потому что телефон разрывается и коллеги то и дело наведываются к тебе в кабинет — пописать и то некогда. И вот уже воскресный вечер, и вот уже жена по телефону требует развода и половины твоего состояния! Дело известное...
Все засмеялись, хотя Фостер не столько острил, сколько говорил чистую правду: половина всех сотрудников «Фостера и Бейна» пережили развод по меньшей мере однажды, сам же Фостер разводился дважды. Он взглянул на часы:
— Пятнадцать минут. После чего я лично выставлю тебя отсюда! — Он повернулся к собравшимся: — Ладно, ребята, давайте ешьте ваш торт, а потом расходитесь и принимайтесь за работу — дайте возможность человеку уйти! — Он положил себе на тарелку большой ломоть торта и, слизав с пальцев шоколад, вывалился в коридор, откуда послышались телефонные звонки и его крики: — Иду, иду, черт побери!
Собравшиеся постепенно разошлись, обменявшись с ним последними рукопожатиями и приветствиями, и в кабинете осталась одна Тина.
— Я считала, что тебя сегодня не будет. Думала, ты в горы отправился, — сказала она.
Слоун сел за стол и взял в руки верхнее письмо из стопки.
— Хотел разобраться с бумагами, чтобы потом не беспокоиться. А получилось, что в этом не было необходимости. Спасибо тебе за то, что разгребла у меня завал.
— С помощью двух бульдозеров.
Он кивнул в сторону фикусов.
— И растения эти здесь очень к месту.
— Подумала, что кислород тебе не помешает.
— Здесь или вообще?
— Я имела в виду пятый этаж.
— А чем это тянет?
— Свежим воздухом.
Она прикрыла дверь. В свои тридцать три Тина Скокколо была на четыре года младше Слоуна, но порой она вела себя с ним как мать. Возможно, потому что ей это было привычно. У нее имелся девятилетний сын Джейк от брака, рухнувшего, когда ей было двадцать четыре, и оставившего Тину матерью-одиночкой — опыт, по-видимому, закаливший ее характер. Слоуну не приходило в голову просить ее о свидании, хотя возможности для этого и были. На корпоративных вечеринках, когда адвокаты много пили и много себе позволяли, она царила и выглядела лучше некуда: при росте пять футов восемь дюймов отличалась спортивным сложением — стройные ноги, крепкие плечи, тонкая талия. Не будучи, что называется, красавицей, она обладала природной привлекательностью. Золотисто-рыжие волосы до плеч оттеняли белую кожу, а россыпь веснушек на переносице придавала ее облику девическую задорность. Ее голубые глаза искрились, когда она смеялась, и становились холодно-серыми в минуты печали. Непрошеные ухаживания она либо пресекала, ставя на место зарвавшегося коллегу каким-нибудь метким словцом, а нередко — напоминанием о его супружеском долге, либо просто уходила с вечеринки пораньше, пока выпитое еще не начинало развязывать языки.
— У тебя все в порядке? — Скрестив, как директриса в разговоре с нерадивым школьником руки, она ожидала ответа начистоту.
— Все прекрасно.
— Ты выглядишь утомленным.
— Так и есть. Обычное дело: процессы всегда утомляют.
— Ты не заболел?
— Не дождешься.
Она подступила к нему поближе, вглядываясь в его лицо.
— А что это за шишка у тебя на лбу?
Он натянул на лоб бейсболку.
— Просто шишка, и все. Стукнулся.
— По скалам лазил? — неодобрительно осведомилась она.
— Не успел.
Сняв ветровку, он уселся в кожаное кресло, но это не поколебало решимости Тины. После многих лет работы бок о бок с ним она отлично понимала, когда он врет, и никогда не упускала случая призвать его к ответу.
Он откинулся на спинку кресла.
— Ну ладно. Кто-то вломился ко мне в квартиру и основательно ее переворошил. Я чуть ли не все утро приводил все в порядок.
— Ужас какой. А ты...
— Обратился в полицию? Да. Они приехали, составили протокол, и на этом все и закончилось, так как подозреваемых нет, а ничего из ценностей вроде бы не пропало.
— А ты собираешься...
— Потребовать от страховой компании возмещения убытков? Да. И на работу зашел, в частности, за этим.
— А ты не догадываешься...
— Кто бы это мог быть? Нет. Кто-нибудь из тех, кто меня ненавидит, а больше ничего сказать не могу.
Она нахмурилась.
— Ну что ж, пусть так. — И она направилась к двери.
Он отложил почту.
— Тина?
Она оглянулась.
— Ты прости меня. Просто я немного устал и нервничаю. Я не собирался вымещать это на тебе.
— Извинения приняты. Могу я чем-нибудь помочь?
— Как у тебя с выбором мебели по каталогам?
— Они тебе и мебель попортили?
— Мне нужны диван и кресло ему под пару. Кожаные. Неброские. Просто чтобы было на чем сидеть. Еще мне понадобятся телевизор, стереосистема и новая тахта.
— Они стащили твою тахту?
— Нет, лишь вспороли.
— Зачем?
Он пожал плечами.
— В этом весь вопрос. Отыщи, кто может доставить мебель на дом. Воспользуйся моей кредиткой.
— Ты даешь мне карт-бланш?
— Только не опустошай мой счет. Да, еще принеси мне, пожалуйста, мою страховку.
Подождав, пока за ней закроется дверь, он крутанул кресло и устремил взгляд в бескрайнюю и чистую, без единого облачка, небесную синеву и грифельно-серые воды Сан-Францисского залива. Летевший в вышине самолет тянул по небосклону узкий белый след, похожий на нечаянно брызнувшую на синий холст белую краску.