Город греха - Джеймс Эллрой

— Это освещение пожароопасно, в продаже у вас спиртное без этикеток, а округ контролирует легальность продажи алкоголя и соблюдение правил безопасности. У меня в машине бланки судебной повестки. Принести их сюда?

Улыбка менеджера вернулась на место:

— Ну что вы, не стоит. Чем могу быть полезен, сэр'?

— Расскажите мне о Мартине Гойнзе.

— А что именно вас интересует?

— Все, что вам известно.

Менеджер, испытывая терпение Дэнни, не спеша закурил сигарету. Потом выдохнул дым и проговорил:

— Рассказывать особенно нечего. Наши его приглашают, когда основной тромбон запивает. Лично я предпочитаю цветных музыкантов, но всем известно, что Марти отлично с ними ладит, и я не возражал. Если не считать, что вчера Марти крупно подвел ребят, никаких недоразумений с ним у меня не было; работает он отлично. Нормальный музыкант, каких много.

Дэнни указал на музыкантов и спросил:

— Это и есть «Султаны»?

— Верно.

— Гойнз отыграл с ними номер, который закончился уже после полуночи?

Мулат улыбнулся:

— «Доброе старое время». Вариация Дики Макковера в быстром темпе. Даже Птаха[17]завидует…

— Когда закончился этот номер?

— В 12:20, наверное. Я даю ребятам отдохнуть пятнадцать минут. Марти сваливал и на финальном номере в 2:00 не появился. Первый раз так меня подставил.

Дэнни перешел к алиби «Султанов»:

— Остальные оставались на сцене до конца последних двух номеров?

— Угу, — кивнул менеджер. — Играли для одной компании. А что Марти натворил?

— Его убили.

Мулат поперхнулся на затяжке, закашлялся, бросил сигарету на пол, наступил на нее и прохрипел:

— Кто же это сделал?

— Не вы и не «Султаны», — сказал Дэнни. — А скажите мне вот что: Гойнз сидел на дозе?

— Что-что?

— Не нужно делать вид, что вы меня не понимаете. «Г», гарри, белый кайф — короче, героин. Страдал Гойнз пристрастием к героину?

Менеджер сделал шаг назад:

— Я наркош сюда близко не подпускаю.

— Ну конечно, и спиртное нелегально тоже не продаете. А как у Мартина обстояло с женщинами?

— Не знаю. Ничего не слыхал.

— Были у него враги? Зуб на него кто-нибудь имел?

— Нет вроде.

— А друзья были? С кем он дружбу водил? Может быть, кто-нибудь приходил сюда, интересовался им?

— Нет, нет и еще раз нет. У Марти и семьи даже не было.

Дэнни улыбнулся — пора было менять тактику допроса; недаром этот прием он отрабатывал в спальне перед зеркалом.

— Хорошо. Извините, если что не так.

— Да нет, ничего.

Дэнни покраснел, надеясь, что в этом причудливом освещении его смущение осталось незамеченным:

— У вас сторож на парковке есть? — Нет.

— А вы случайно не заметили вчера вечером зеленый «бьюик» на стоянке?

— Нет.

— Работники кухни выходят на стоянку — покурить или отдохнуть?

— Знаете, у людей на кухне столько работы, что им некогда отдыхать.

— А ваши официантки? После закрытия они в машинах там ничем не подрабатывают?

— Слушайте, что-то вас заносит, мистер.

Дэнни отстранил менеджера и через весь зал направился к эстраде с музыкантами. «Султаны» заметили его и переглянулись: узнали копа, не впервой. Ударник оставил свои барабаны; трубач отошел назад и встал у ведущего за кулисы задника; саксофонист перестал прилаживать мундштук.

Дэнни взошел на помост, щурясь от яркого света рампы. Он посчитал саксофониста за главного и решил разговор с ним вести помягче — они были на виду всего зала, заполненного публикой.

— Служба шерифа. Я насчет Марти Гойнза. Первым в разговор вступил ударник:

— Марти чист. Только прошел курс лечения. Подсказка другим, если не желание бывшего осужденного поспешить выгородить коллегу.

— А я и не знал, что он наркоманил.

Саксофон хмыкнул:

— И не один год, но завязал.

— Где лечился?

— Леке. Больница в Лексингтоне, штат Кентукки. Это насчет условно-досрочного освобождения?

Дэнни отступил на шаг, чтобы видеть всех сразу:

— Вчера ночью Марти убили. Скорее всего, его увезли отсюда сразу после вашего последнего номера.

У всех троих последовала естественная реакция: трубач перепугался, скорее всего, он вообще боялся полиции; ударника охватила дрожь; сакс тоже сильно струхнул, но повел себя агрессивно:

— У всех нас алиби — на тот случай, если вы об этом не знаете.

Дэнни подумал: «Мир праху твоему, Мартин Митчел Гойнз» — и сказал:

— Знаю, что вы ни при чем. Просто ответьте мне на простые вопросы. Были ли у Марти враги, и если да, то знаете ли вы, кто именно? Может быть, у него были какие-то сложности в отношениях с женщинами? Объявлялись ли здесь какие-то его дружки-наркоманы?

— Марти был скрытный — могила, блин, — говорил сакс. — Знаю только, что как черт хотел вылечиться и рванул в Леке. Нарушил условия условно-досрочного. Считай, стал лицом, скрывающимся от правосудия. Это ж каким штыком быть надо: федеральная лечебница — там же проверить в два счета могут. Но у Марти, всё, блин, молчком. Мы даже не знали, где он кантовался.

Дэнни смерил его взглядом и перевел глаза на трубача, стоявшего почти вплотную к заднику сцены и державшего трубу как икону, которая оградит его от нечистой силы. Трубач сказал:

— Мистер, у меня есть кое-что для вас.

— Что?

— Марти сказал мне, что встречается с каким-то человеком после ночного номера, и я видел, как он пошел на стоянку у «Зомби».

— Он сказал, как этого человека зовут?

— Нет, не сказал.

— Он что-нибудь еще говорил — что они собираются делать или еще что-то?

— Нет, но сказал, что скоро вернется.

— Может, он хотел купить дозу? Саксофонист вперил в карие глаза Дэнни свои — голубые:

— Слушай, чувак, я ж, блин, сказал тебе, Марти завязал и развязывать не собирался.

В зале поднялся шум: в ноги Дэнни полетели скомканные бумажные салфетки. Глаза ему слепили огни рампы, по груди текли струйки пота. Кто-то крикнул:

— Вали отсюда, притырок!