Лживый роман (сборник) - Эдуард Тополь

– Здравствуй Ленка! Просто обалдеть, как я рад.

– Здравствуй, Вадим!

А потом они замолчали, то ли от смущения, то ли не зная, о чем говорить дальше.

– Может, пойдем посидим где-нибудь, кофе попьем?

– С удовольствием. Но только после семи мне надо быть дома – семья ждет. А сейчас ложись, рентген все же надо сделать!

В этом мире правят бал его величество случай и, конечно же, проказник Амур, который пронзает стрелами любви ищущие сердца независимо от возраста. Этих двоих он мог подкараулить еще много лет назад, но, видно, так было нужно, чтобы каждый из них прошел свой тернистый путь, чтобы случайно встретиться столько лет спустя – и кто-то из них очень пожалел…

Они долго сидели в маленьком кафе неподалеку от Домской площади и рассказывали друг другу о том, как прожили эти годы. Вадим видел перед собой утраченную любовь юношеских лет и чувствовал, как он много потерял. Ему казалось, что в его жизни все могло бы быть по-другому, если бы они тогда случайно не расстались.

Лена смотрела на него и думала, что он совсем не изменился, такие же светло-рыжие усы, длинные светлые волосы без признаков седины, слегка приплюснутый нос и удивительно добрые глаза.

На улице она взяла его под руку, так, как делала это много лет назад, и они медленно пошли к трамвайной остановке…

Летом в жаркие дни переполненные электрички, автобусы и маршрутки мчались к берегу моря из раскаленного каменного мешка. И только счастливчики удобно располагались на деревянных сиденьях, остальные стояли, плотно прижавшись друг к другу, со взмокшими спинами и потными лицами. Для них эта пытка продолжалась минут двадцать-тридцать, потом толпа с сумками и рюкзаками вываливалась через открытые двери и быстрым шагом отправлялась к морю на солнечные ванны. Там места хватало всем. В начале лета солнце нещадно палит спину, а вода обжигает холодом ноги, загорающие стадами ходят вдоль берега, смельчаки с воплями бросаются с разбегу в море, но добежать могут максимум по колено и, как подкошенные, изображая ныряние, падают в воду, цепляясь за жесткий песок. Обратно они стараются идти медленно, изображая невероятную закаленность; хотя тело покрылось миллионом пупырышек, приобрело фиолетовый оттенок, и все, что у них может сжаться, сжимается максимально, но при этом выглядят они почти героями.

Тут, на самой большой песчаной кровати, случаются и настоящие романы, и просто мимолетные знакомства, в зависимости от того, кто и зачем сюда пришел. Большая часть просто подставляет животы солнцу и дремлет, прикрыв голову панамой или полотенцем, кто-то играет в пляжный футбол, оглашая окрестности непечатными выражениями, интеллигенты передвигают шахматы, мечут карты или бегают трусцой вдоль моря, тряся нетренированными телесами.

Фарбусу показалось, что он как будто влюбился. Она так грациозно прогуливалась вдоль берега, что на ее точеную фигуру и приятное личико обратили внимание многие, очень многие мужчины. И уже несколько хорошо сложенных пляжных плейбоев крутились возле нее, как бы невзначай.

Фарбус критично посмотрел на свое небольшое выступающее брюшко, на отсутствие какого-либо рельефа на руках и, правильно оценив свои шансы, прилег на песок и надвинул на глаза бейсболку.

Иногда сон одолевает моментально и переносит далеко-далеко в мечты, в слезливые телесериалы, страшные боевики и эротические приключения.

Там, где правит сон, все смешивается в коктейль, заставляя нас утром брать сонник и креститься, приговаривая: «Упаси боже!» Но ему снились совсем другие сны. Даже во сне Фарбус искал Ее…

Солнце жарило все сильнее, в горле пересохло, и хотелось разбавить липкую слюну глотком воды или колы. Лень уложила его на обе лопатки, нашептывая на ухо: «До кафе далеко». Но тут спасительный выкрик «Кому мороженого?» заставил встать.

Эта «конфетка» оказалась в очереди прямо за ним. Крутившиеся возле нее плейбои куда-то исчезли, и появился шанс. Уже возле продавщицы, ненавязчиво, так, как это умел делать только он, спросил:

– Можно, я угощу вас мороженым?

Она с легким удивлением и улыбкой посмотрела ему прямо в глаза:

– Можно.

Фарбус подтягивал свой живот изо всех сил, что удавалось с большим трудом: в моменты, когда он забывался, увлеченный беседой, живот начинал снова нагло выпирать. Она узнала Фарбуса – недавно ей попался на глаза литературный вестник, где была рубрика «Художественный обзор» с фотографиями тех, у кого брали интервью. Когда он сказал, что занимается живописью, она радостно произнесла:

– Так вот почему мне показалось знакомым ваше лицо! – и добавила: – А я немного пишу.

Когда встречаются два увлеченных человека, тем более, если один из них Фарбус, для них перестает существовать окружающий мир.

Женщины, как подтверждает история, любят ушами, и если мужчина обладает только хорошим рельефом, он может подойти для краткосрочной роли «жеребца» – его используют, поставят в стойло и забудут… до следующих скачек. В отличие от женщин, некоторые мужчины любят только глазами.

Уже через час «конфетка» не могла оторвать от него своего взгляда, он казался ей почти божественным. Так, как он разбирался в литературе, в ней не понимал никто. Он знал всех лучших писателей современности и древности, включая Вольтера и многих других, о ком сейчас и слыхом не слыхивали, мог запросто пересказать любой отрывок из их произведений. Она была им очарована, и этим же вечером они сидели на его балконе в Старом городе с бокалами вина, любуясь заходом солнца.

Он знал, что это не Она, но ему было так одиноко в этом мире, хотелось любви, ласки. Фарбус любил только ту, одну, далекую, которую видел из другого мира, просто ему очень хотелось, чтобы хоть кто-то был рядом.

«Конфетка» его не любила, но она преклонялась перед ним и готова была мыть ему ноги, исполнять каждую прихоть, все, чего он только пожелает. А он ничего не желал, просто встречать вместе с кем-то рассвет и провожать солнце в ночь.

Ее рассказы стали печататься в лучших изданиях, и все пытались заполучить нового одаренного автора. Когда она появлялась на презентации очередной своей книги, мужчины при виде нее начинали просто пускать слюни, восторгаясь: «Такая красивая, молодая и к тому же талантливая!». Но, к сожалению, она не знала, кому обязана этим талантом, и, возвращаясь к нему под крышу, начинала понемногу меняться. Ей уже не так нравились его картины, она стала их критиковать. Он смотрел на нее и не переставал удивляться в ее лице всему человечеству, задавая себе вопрос: «Интересно, а Он про них все знает?» – и сам себе отвечал: «Конечно, все знает, просто дает им свободу выбора».

Она была увенчана всевозможными лаврами за литературные достижения и на какой-нибудь совет Фарбуса резко бросала: «Что ты понимаешь в литературе!» Он, соглашался: «Ну, конечно же, ничего». И вскоре она от него ушла к известному литератору Пантелееву.