Мулан - Элизабет Рудник

Он развернулся и подсел к Рамтишу, который вполне удобно разместился на бревне. Проведя пятернёй по тёмным волосам, он улыбнулся товарищу, и Рамтиш снова наполнил чаши. Несколько капель пролились и окрасили землю ярко-красным.

Мулан краем глаза смотрела, как мужчины опрокинули чаши и разом выпили вино.

– К истине ведёт не один путь, – сказал Скаш, поймав осуждающий взгляд Мулан.

На прогалине воцарилась тишина, монахи глядели на пламя, а Мулан смотрела на них. Она не понимала, что привело их сюда. Они накормили её, и она была им благодарна, но, казалось бы, им пора в путь, а они между тем никуда не спешили.

Поскольку уходить монахи не собирались, Мулан решила, что будет только вежливо поддерживать беседу.

– Вы сказали, что есть ещё что-то.

– Ты о чём? – переспросил Скаш, подняв голову от чаши. Его глаза уже немного затуманились, а речь стала менее членораздельной.

– Ну, знаете, – пояснила Мулан, – как стать настоящим мужчиной. О чём ещё мне следует знать?

Скаш нахмурился, а Рамтиш пихнул его в бок. Они обменялись взглядами, смысл которых от Мулан совершенно ускользнул. Её кольнуло нетерпение, но тут Скаш кивнул.

– И вот самая основа основ. – Скаш примолк и вперил в Мулан взгляд, в котором не было ни следа мути. – Настоящий мужчина никогда не отказывается от выпивки.

Едва Скаш изложил своё «учение», как Рамтиш небрежно поставил перед Мулан чашу вина. Она опустила глаза на алую жидкость, подняла их на монахов и снова опустила. За всю свою жизнь она и капли в рот не брала. Даже на редких деревенских празднествах, которые она посещала, матушка настрого запрещала ей притрагиваться к вину, говоря, что вино подвигнет её на неженское поведение. Но теперь у неё не было выбора. Если она откажется, монахи наверняка разгадают её секрет.

Так что, глубоко вздохнув, она схватила чашку, поднесла к губам… и опустошила одним глотком.

* * *

Скаш смотрел на молодого солдата, лежащего у костра. Он был в отключке. Алкоголь сделал своё дело. Едва только приметив юношу, Скаш понял, что он лёгкая добыча. От мальчишки так и разило простодушной наивностью. Всего одна чаша вина, и Хуа Дзюн свалился с ног. И вот он лежал, половина лица в грязи, вовсе не ведая, что творится вокруг.

Подняв руку, Скаш почесал свой гладкий – теперь гладкий – подбородок. Фальшивая борода висела у него на шее, чтобы лицо могло немного подышать. Обернувшись, он увидел, как Рамтиш пристёгивает меч к седлу жеребца. Огромное животное переступало с ноги на ногу, явно понимая, что происходит что-то странное.

– У нас есть конь и меч, – сказал Рамтиш, для надёжности ещё раз обмотав меч верёвкой. Он кивнул на распростёртого воина. – А теперь давай снимем с него доспехи.

Не дожидаясь дозволения Скаша, Рамтиш нагнулся и начал расшнуровывать доспехи юноши. Но прежде чем он успел довести дело до конца, невесть откуда с криком обрушилась уродливая птица. Рамтиш замахал руками, отбиваясь от неё. Однако тварь налетала снова и снова, дико выпучив глаза и теряя перья. С воплем он сумел мазнуть по птице и отшвырнуть её в сторону.

Однако она немедленно повернула назад и снова набросилась на вора. На сей раз Рамтиш не стал отмахиваться руками. Вместо этого он опустил руку и выхватил из ножен свой собственный меч. Меч со свистом описал дугу и нацелился точно на летящую птицу.

Но птица остановилась.

– Брат? – вступил Скаш, следя за сценой с любопытством и весельем. Он не знал, отчего птица защищала воина, однако ясно было, что она и близко не подпустит к нему Рамтиша. – Оставь ты ему доспехи. И меч.

Рамтиш оглянулся с явным удивлением.

– Что? – вопросил он. Они со Скашем работали в паре не один год. И ни разу того не было, чтобы Скаш оставил что-то ценное или что-то, за что можно было получить лишнюю монету.

– Есть в этом воине что-то такое, что мне по душе, – пожал плечами Скаш. Его глаза остановились на воине. Во сне паренёк выглядел даже наивнее. – На него, как и на нас, только шишки сыплются, – промолвил он.

– Говори за себя, – огрызнулся Рамтиш, – коли уж речь о шишках, я предпочитаю их раздавать.

Скаш рассмеялся, прицепил фальшивую бороду к ушам и вернул её на прежнее место.

– И осла ему оставь, – прибавил Скаш. – Я сегодня добрый.

Затем он подхватил коня под уздцы и повёл с прогалины. Рамтиш с вожделением глянул на доспехи и оружие, но, вздохнув, последовал за приятелем.

На лужайке остался лежать воин, грудь его тяжело вздымалась, глаза были закрыты.

«Я мертва, – думала Мулан. – Вот почему я так ужасно себя чувствую. Я умерла и вкушаю вечные муки за то, что ослушалась свою семью».

Мулан приоткрыла глаза, но тотчас снова зажмурилась. Она не была мертва, но почти сожалела об этом, ведь мёртвые не чувствуют себя так ужасно. Сердце её колотилось, щёки горели. Она попыталась закрыться рукой от нещадного солнца, но руки отяжелели и не поднимались.

Не пытаясь двигаться, она полежала какое-то время, ругая себя и монахов, которые довели её до такого состояния. Зря она прислушалась к «совету» этого Скаша. Ни один умный воин не станет пить вина. Особенно если потом его ждёт такое.

Что-то ударило её по носу.

– Уф! – вскрикнула Мулан, распахнув глаза. С удивлением и неудовольствием она увидела, что на неё таращится безобразная птица. Мулан насупилась, вдруг осознав, что птица глядит на неё косо, словно осуждая её теперешнее состояние.

Резко сев, она тут же пожалела об этом. От движения голова загудела ещё сильнее. Мулан застонала. Затем, собравшись с духом, огляделась по сторонам, торопясь высказать Скашу и Рамтишу, что именно она думает об их советах.

И тут ей сделалось дурно.

Костёр догорел. Монахов не было – как и Чёрного Вихря!

Мулан мигом вскочила на ноги. На прогалине было тихо. Громко свистнув, она немного подождала. Но не дождалась в ответ ни ржания, ни перестука копыт. Она свистнула ещё раз. Снова ничего. Сердце Мулан захолодело: её самое страшное опасение сбылось. Чёрный Вихрь пропал.

На его месте стоял понурый осёл монахов.

Мулан едва не завопила в голос. У неё не было ни коня, ни еды. От огорчения она топнула ногой, и тут всё же взвизгнула, почувствовал, что вдобавок осталась без обуви. И ведь она даже не доехала до армии.

Сделав глубокий вдох, Мулан попыталась успокоить колотящееся сердце. Она добралась сюда по меньшей мере. И обратно не повернёт. Это её долг и перед собой, и перед семьёй. Собрав оставшиеся пожитки, она провела пальцами по гравировке на отцовском мече. Верность, отвага, честность. Эти слова провели отца сквозь сражения, а теперь, к добру ли, к худу ли, стали частью её судьбы.

Закрепив меч на спине, она схватила поводья ослика и повела его прочь с прогалины. Ослик шёл весьма неспешно. Упрямое животное то и дело норовило остановиться, чтобы ухватить клок травы. Мулан нетерпеливо дёргала поводья. «Что ещё может пойти не так?» – гадала она.