Мулан - Элизабет Рудник

Наконец заговорил Бати-тегин. Он и не взглянул в сторону сокровищ. Его глаза неотступно смотрели на сокола:

– Всё возможно. Однако когда мы полагались на колдовство ведьмы?

Сокол повернул голову от Бори-Хана к Бати-тегину. Птица моргнула, и тот отступил назад. Бори-Хан улыбнулся, увидев страх на лице тегина. Поглаживая перья, он сказал:

– Отбросьте страхи, ведьма служит мне. А значит, и всем нам! Она знает, кто её господин!

В единое мановение крыльев Сяньян обратилась. Перья исчезли, и она предстала перед ними в своём истинном обличье. Под взглядом её ледяных глаз мужчины всколыхнулись. На лице ведуньи мелькнуло выражение удовольствия, и она повернулась к Бори-Хану. Приподняв одну бровь, она заговорила.

– Прошу тебя, продолжай, мой владыка, – сказала она с язвительной ноткой. – Мне не терпится услышать, что ещё ты скажешь.

Хотя тон её был неприятен Бори-Хану, ни одна жилка не дрогнула в его лице. Её своеволие он укоротит позднее.

– Сяньян – одна из нас, – продолжал он. – И когда мы возьмём Императорский город, она получит заслуженную награду. Как и каждый из вас.

И тут раздался новый голос.

– Мне плевать на ведьму, – заявил Дуба-тегин. Вождь змеиного клана до этой минуты хранил молчание. Остальные повернулись к нему, желая услышать, что он скажет. – Мне иное не по нраву. Я не доверяю Бори-Хану. Он хочет заручиться нашей помощью, чтобы занять престол. Но истинно ли мы ему соратники? Или он использует нас, чтобы получить то, чего жаждет сам? – Он указал на награбленные богатства, лежащие повсюду. – Мы получим золото и каменья. Но много ли может унести кочевник? Истинная награда – это власть. И когда придёт его час, власть свою Бори-Хан не уступит никому.

Другие вожди одобрительно зашептали. Это был верный вопрос. Собирать юрты и передвигать их на новое место со сменой времен года или когда животные переходили на новые пастбища – таков был их образ жизни. Они не строили постоянных жилищ, и не было у них постоянного места, чтобы хранить и приумножать материальные блага. Но власть? Это они понимали.

Почувствовав изменившееся настроение, Бори-Хан расправил грудь.

– Каждый вправе огласить то, что лежит у него на сердце, – сказал он. – Кто ещё не доверяет мне? – Он замолчал, позволяя эху своих слов отзвучать. Хотя тегины ничего не ответили, он видел тень сомнения в их глазах. Он не мог допустить, чтобы его слова оспаривали. – Дуба-тегин прав. Богатства – это не власть. Когда царство падёт, мы разделим власть промеж собой.

При этих словах тегины видимо смягчились и согласно закивали. Когда все принялись за еду, Бори-Хан развернулся и вышел из юрты. Он молча прошёл к каменистому уступу, нависавшему над его большим шатром и меньшими юртами его соратников. Там он простоял довольно долго, прислушиваясь к разнузданным выкрикам, доносившимся из юрты. Наступила ночь, голоса накатывали волнами, то тише, то громче, пока наконец не смолкли. Один за другим вожди потянулись прочь. Оседлав своих лошадей, они разъехались в разные стороны, направляясь в собственные становища с вестями о том, что произошло в этот вечер.

Когда из юрты вышел Дуба-тегин, глаза Бори-Хана последовали за ним. Однако вождь обернулся на звук шагов за спиной и увидел перед собой Сяньян. Она смотрела ему в лицо, и взгляд её был холоден.

– Теперь я знаю, – промолвила она, обхватив себя руками. – Оказывается, я служу тебе.

– Я сказал так, чтобы развеять их сомнения, – отмахнулся Бори-Хан. – Они страшатся того, что не понимают.

Сяньян приподняла бровь. Мужчина стоял неподвижно. Если бы не живые глаза, его можно было принять за изваяние. Не в первый раз Сяньян ощутила холодок ужаса. Было в Бори-Хане что-то тёмное и жуткое. Но, как всегда, она отринула от себя страх. Ей также была ведома её собственная сила.

Бори-Хан завёл руку за плечо и достал из колчана стрелу. Приладив её на лук, он поднял оружие.

– Более ни один из тегинов не попросит разделить власть, – сказал он. Нацелив стрелу в Дуба-тегина, он выпустил её.

Сяньян проследила полёт стрелы, пока та не вонзилась в спину Дуба-тегина. Мужчина обмяк в седле и в следующее мгновение рухнул на землю. Его лошадь умчалась во тьму без всадника.

– Он был прав, не доверяя тебе, – сказала она.

Опустив лук, Бори-Хан взглянул на Сяньян. Он выглядел довольным. Не произнеся больше ни слова, он спустился с уступа и пошёл к своей юрте.

Сяньян проводила его хмурым взглядом. Она услышала его волю. И не стала её оспаривать – пока не стала.

* * *

Мулан была вымотана. Она выбилась из сил и изголодалась. Сидя верхом на Чёрном Вихре, она покрутила головой, разминая затёкшую шею. Длинные волосы, которые она убрала под отцовский шлем, рассыпались по спине. Долгая скачка далась ей тяжело, и всё тело ломило. Она не была привычна ни к тяжести доспехов, ни к мечу, ни к ограниченному обзору из-под шлема. Но она знала, что без этого не обойтись, если она хочет убедить встречных, что она мужчина, который едет на войну.

Ей казалось, будто она скачет верхом уже много дней. Ну или ведёт Чёрного Вихря на поводу, чтобы он немного отдохнул. Она нагляделась на все, казалось, пейзажи, на какие был богат Китай. Она брела по мглистым лесам и хлюпала через заболоченные реки. Чёрный Вихрь нёс её по многотравным просторам, а она вела его по каменистым уступам.

А теперь она ехала бамбуковой рощей. Трава поднималась ввысь, гладкая кора бликовала. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь зелёный полог, заливали землю мягким светом. В благодатной тишине Мулан впервые с тех пор, как покинула дом, почувствовала, что напряжение покидает её. Она выдохнула протяжно и расслабила спину. Под ней Чёрный Вихрь заржал, радуясь тому, что Мулан перестала так крепко сжимать коленями его бока.

– Чирик!

Резкий звук испугал Мулан, и она резко натянула поводья Чёрного Вихря. Повернувшись на звук, Мулан увидела небольшую птицу, ныряющую между стеблей бамбука. Когда птица подлетела ближе, Мулан невольно улыбнулась. «Птица» – слово не вполне подходящее. Создание выглядело как крупная, наполовину ощипанная индейка, вдобавок с кособокими крыльями. В общем, она было откровенно уродлива.

Сжав коленями бока Чёрного Вихря, Мулан послала его вперёд. Неведомая птица выглядела больной. Девушка не хотела подпускать её близко.

Когда Мулан наконец остановилась на ночь, она и думать забыла про эту странную встречу. Разведя небольшой костёр у ног огромной статуи спящего Будды, она разогрела и доела остатки риса. По завершении трапезы в животе у неё по-прежнему бурчало от голода. Мулан заползла на огромную открытую ладонь Будды и легла, дрожа под тонким одеялом. Над ней в небе мерцали звёзды. Сколько ночей, лежа в своей постели, она мечтала о приключениях, о мире за пределами её родной деревни.

А теперь посреди этого мира ей больше всего хотелось вернуться домой. Натянув одеяло повыше, она шепнула «доброй ночи» Чёрному Вихрю и закрыла глаза. Изнеможение затопило её, и она мгновенно уснула… И поэтому не видела, как давешняя чудна́я птица рухнула на землю недалеко от неё.