Избранное - Леонид Караханович Гурунц

— Правда, Асмик?

Лицо Васака сразу покрылось красными пятнами. Не знаю, каким было мое лицо, но сердце бешено заколотилось…

А вот и бывшая дача Вартазара — наша новая школа. Окна ее освещены. Там нас ждут. Прежде чем переступить ее порог, мы тщательно очищаем трехи о железный поскребок у входа.

*

Дед сидел на камне возле ворот. На худой спине выделялись острые лопатки. Он еще слаб.

Какой это был день! Помните, друзья мои?.. Мимо него проходили селяне. Дед знал, куда спешили люди. Ранняя оттепель открыла проталины, и они шли проверить всходы.

С деловитой важностью дед здоровался с каждым, посылая вслед напутственные слова.

На улице показался Апет.

— Уста Апет! — крикнул дед, когда тот поравнялся с ним. — Уж не заболел ли ты этой земляной горячкой? Куда это ты собрался так рано?

— Подышать свежим воздухом, — уклончиво ответил Апет. — А что, он тебе не по душе?

— По душе… — протянул дед. — Только в чужой суп я хлеб не макаю. Бог не выдаст, свинья не съест. Как-нибудь перебьемся и на глине.

— Кашу маслом не испортишь, — хитро сощурился Апет. — Если сосед будет сыт, сытно будет и нам. Разве ты не знаешь старой поговорки?

Оба помолчали.

Апет не сказал, что он засеял три десятины озимых и еще на рассвете побывал на всех участках, щупал ростки. Дед не сказал, что он поджидает его, чтобы вместе отправиться в поле посмотреть пашню.

— А что, — неожиданно сказал дед, — не мешает и вправду посмотреть на нивы!

— Молла Насреддин пустил слух, что за селом плов раздают. Когда все побежали с кастрюлями, побежал и он… Ну что ж, я согласен! — засмеялся Апет.

Потом добавил, искоса и весело поглядывая на деда:

— Правы были сказавшие: зайца на арбе поймали.

Дед только махнул рукой. Через минуту он, опершись на кизиловую палку, поднялся с камня. Вскоре они скрылись за поворотом улицы.

Не прошло и пяти минут, как прибежал Васак.

— Не видел деда? — спросил он.

— Видел, только что с нашим разговаривал.

— А где они сейчас?

— Пошли посевы проверять.

— Давай пойдем и мы, — предложил Васак. — Будет интересно. Даже зурначи [91] с дедушками пошли.

— Арам велел, чтобы далеко не уходили. Будет ячейка, — сказал я.

— Пока соберутся, мы уже будем здесь. Посмотрим — и обратно!

— Хорошо! — согласился я. И мы тоже тронулись в путь.

Около гумен догнали стариков.

— А вы куда топаете? — весело осведомился дед.

— На белый свет посмотреть, у орлицы яйцо украсть, японам [92] хвост подвязать, — выпалил Васак.

— Ого! — засмеялся дед. — Уста Апет, да у тебя тигренок растет! А ну, щенок, поговори еще!

Солнце по-весеннему пригревало. Над полями поднимался пар. В кустах трезвонили повеселевшие птицы.

На пашне было оживленно и людно, как и тогда, во время раздела земли. Так же собрались и стар и млад; пришли плетельщики корзин, возницы, аробщики, сезонные работники, батраки, мастера отхожих промыслов, потомственные гончары, лудильщики — весь трудовой люд, до этого не имевший ни вершка земли. Обход пашен вылился в настоящий праздник. Играли дудаки, били в бубны.

Лудильщик Наби, кутила и забияка, обмотав вокруг живота темный кушак, как макар-баши, шествовал, легко неся на мощной ладони кувшин с вином.

Следом за ним весело шагали его подвыпившие друзья.

— Вай-вай-вай!.. — кричал Наби.

— Вай-вай-вай!.. — вторила ему компания.

Женщины щедро раздавали из платков матаг — горсть сушеного тута, ломтики гяты, орехи, крылышко курицы…

То была старая традиция задабривать бога подарками.

Дед подошел к пашне, лежавшей седлом между двумя горками. Снег лежал только в середине, по обоим концам полосы кудрявилась клейкая зелень.

Дед опустился на корточки и осторожно, будто трогал необожженный кувшин, провел ладонью по всходам.

— Хорошо! — сказал дед, довольный.

— Дай бог! Дети Савада полакомятся зимой белым хлебом, этот участок, кажется, достался ему, — сказал Апет.

— Аминь! — заключил дед, и мы двинулись дальше.

Мелькали зазеленевшие пашни. Дед и Апет, осматривая всходы, одобрительно качали головами.

Откуда ни возьмись на поле появился Боюк-киши. На нем все та же старенькая, заплатанная чуха, на ногах — яркие шерстяные носки и мягкие, отсыревшие трехи из бычьей кожи. Чуха, как и прежде, лоснилась на спине, на груди, на потертых локтях.

Боюк-киши, как и все, возбужден.

— Вот и пришло то, что большевики обещали. Отныне нам вместе жить, единому богу служить, державу единую ставить, — сказал он, вытирая слезы.

— Аминь, — сказал Апет.

— Аминь, — повторил дед, потом добавил: — Не от хилых корней — от богатырского семени мы с тобой, кирва, род свой ведем. Народ наш издревле пахарь, жил землей, а не разбоем. Святое наше дело. Ему века жить!

Невдалеке по полю на одной ножке скакала девочка, горланя:

Сумасшедший месяц март,

Кому нужен твой азарт!

То ли туча, то ли свет —

От тебя покоя нет.

И в самом деле, пока мы обходили пашни, скрылось солнце. Тучи, медленно наплывая, разбухали, как кляксы на промокательной бумаге.

Я вспомнил о собрании:

— Дед, у нас сегодня ячейка. Я пойду.

Дед посмотрел на тучу:

— Иди, иди, детка, я разве тебя держу? Сегодня работать не будем.

Взявшись за руки, мы побежали по зеленеющему склону.

Далеко позади нас, пока мы шли, разноголосо гудела толпа и звенел бубен…

*

Если вас, дорогой путник, в горах застанет ночь, не задумываясь заверните к нам. Найти нас нетрудно. Во-он, видите, высоко яркие, частые огни. Это и есть наше село, наш Нгер.

Огни эти недавно зажглись, хотя село стоит со времен Адама. Нечем было заправлять лампы прежде. Не во всех домах горел свет.

Милости просим, заходите. Жители Нгера на редкость гостеприимны — они рады будут дорогому гостю.

Правда, вас не посадят на венские стулья, какие стояли в доме Вартазара, не накроют вам богатого стола. Все это придет потом. Не богато пока живем мы.

Но за радушный прием я ручаюсь. А за гостеприимным столом, сами знаете, и сухой хлеб — снедь. Недаром же говорят: «У бедного сытнее пообедаешь, чем у богатого».

Эпилог

Сын мой, сними башмаки, и пойдем босиком по росистой траве. Не делай больших глаз. Это тебе говорит отец. Не слушайся всяких мам, что они понимают в мужском деле? Вот так. Я поведу тебя по местам моего детства.

Нам нечего бояться, что после прогулки у нас появится зверский аппетит. Пускай. Подзаправились мы порядком глазуньей и белым тонирным лавашем, да еще в придачу пирожки понапиханы в карманы. На бабушку твою надеяться можно. Старушка знает толк в