Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера - Николай Ляшенко

Током ненависти и презрения ударило в виски. Вместо отдания чести хотелось плюнуть в лицо этим военно-фашистским предводителям, превратившим свою армию в банду грабителей, насильников и убийц мирного населения.

Ни один из наших офицеров не встал с места при виде этой генеральской банды. Стоявшие и прохаживающиеся по коридору не вынули рук из карманов. Не подняли глаз на фашистских генералов. Не приняли положения «смирно». И никто не отдал воинской чести. Лишь дежурный капитан, вскочив с места, лихо козырнул им и пропустил всех в кабинет коменданта.

Через некоторое время из кабинета коменданта вышел некий подполковник и, обращаясь к нам, сказал:

— Товарищи офицеры! Командующий Курляндской группой войск капитулировавшего противника заявил протест по поводу вашей демонстрации неуважения к генералам и офицерам побежденной армии, ссылаясь при этом на авторитет международных конвенций и соглашений по этому вопросу. Прошу этого впредь не допускать и соблюдать корректность!

— А-а-а! — вздохом сдержанной ярости прокатилось по коридору.

Гневом опалило всех!

Вот когда они заговорили о корректности, гуманности, уважении, снисхождении! Возбужденно переговариваясь, офицеры все плотнее окружали подполковника.

— Товарищи! Товарищи! Спокойнее! — подняв руки кверху, попросил подполковник. — Я ведь не командующий немецкой армией! Что вы на меня кричите?

Раздвигая толпу, на середину вышел майор. Средних лет, с чистым и красивым лицом, светлыми глазами, нос с горбинкой. Возбужденный, он весь пылал. Но, взяв себя в руки, глядя прямо в лицо подполковника, громко, членораздельно и решительно заявил:

— Товарищ подполковник! Пожалуйста, сообщите командующему Курляндской военной группировкой — бывшему, конечно! Что теперь мы командуем, а не он! Что мы не признаем его фальшивый протест, решительно отвергаем его и считаем этот протест необоснованным и наглым. Что не могут рассчитывать на гуманность, уважение и корректность к себе генералы и офицеры той армии, которая покрыла себя позором грабежа, насилия, неоправданных репрессий военнопленных и преднамеренного истребления мирного гражданского населения оккупированной страны. Сообщите ему, что по той же причине на них не может распространяться иммунитет международных конвенций и соглашений, ибо эти конвенции и соглашения не имеют в виду подобных, недостойных уважения, армий. Укажите ему, что мы, над ними не издевались, не оскорбляли, ничем не унижали их достоинства и даже не вступали с ними в разговоры. Выражая свое презрение к этим фашистским выродкам, стоявшим во главе армии грабителей и убийц, мы лишь не отдали им своей воинской чести, считая это ниже своего достоинства. К сожалению, они это чести не заслуживают! — Отступив в сторону и вскинув правую руку под козырек, он закончил: — Честь имею! Майор Палеев!

— Правильно! Так и передайте им! — кричали офицеры.

Подполковник, несколько смутившись, порывался что-то сказать, но, оглядев возбужденные лица сгрудившихся вокруг него офицеров, тихо произнес:

— Ну хорошо, я так и доложу.

Еще увидев пробиравшегося к подполковнику майора Палеева, я, конечно, узнал его. После преобразований армии в октябре 1943 года мы ни разу не встречались, хотя и знали, что служим в соседних корпусах, но из-за интенсивных наступательных действий не то что съездить в соседнее соединение, даже в гору глянуть было некогда. Палеев подбежал и, улыбаясь, стал энергично трясти мне руку, приговаривая:

— Вот где встретились! А ведь я часто знал, что мы воюем рядом, но, представь, не мог выбраться.

Я думал о том же, а он засыпал меня вопросами:

— Как ты? Где ты сейчас? Куда путь держишь? Сейчас все меняется.

Я коротко объяснил свое положение.

— Так ты еще не разыскал свой корпус, — с сожалением произнес Палеев.

— Вот, жду очереди, комендант должен помочь.

— Если корпус не перевели.

— И это верно. Но в таком случае, он же и скажет, куда его направили.

— Долго тебе придется ожидать своей очереди, — сочувственно сказал Палеев. — Да еще эта генеральская свора. А я почти все здесь закончил. Наш корпус уже отправился в Эстонию, скоро тоже туда покачу — у меня свой «опель-капитан»! Ну, бывай здоров! — Посмотрев на часы, майор торопливо зашагал по коридору.

Подойдя к дежурному капитану, я убедился, что действительно немцы надолго засели у коменданта. Начальники служб то и дело хлопали дверьми, доставляя коменданту необходимые документы, планы и карты.

— Что же делать? — взмолился я.

— А вы, товарищ майор, зайдите на всякий случай в транспортный отдел. Если ваш корпус уже отправлен, там точно скажут, куда и когда, — посоветовал капитан.

«А, ведь, и верно, — подумал я. — Комендант будет сам вызывать начальника транспортного отдела, либо меня направит в него, как и дежурный».

Начальника транспортного отдела на месте не оказалось; видимо, он находился, как и другие начальники отделов, в кабинете коменданта.

— А что вы хотите, товарищ майор? — спросил старший лейтенант, сидевший за одним из столов.

Я объяснил.

— А вы обратитесь к капитану Земцову, вон он, в углу сидит за столом, — показал лейтенант.

Капитан Земцов порылся в бланковых книгах, стопкой лежавших на столе:

— Ваш корпус направлен в Таллин. Хотя минуточку! — Схватив трубку телефона, он принялся вызывать военного коменданта вокзала. — Ага! Хорошо! Спасибо! — прокричал в трубку капитан. Тихо положил ее на рычаг и улыбнулся: — Вы счастливый, товарищ майор! Идите на вокзал! Ваш корпус уже полностью погрузился в эшелон и отправляется к месту новой дислокации ровно через сорок минут.

Выскочив как угорелый, я подхватил своего сержанта, ожидавшего на улице с чемоданами, и мы бегом устремились на вокзал.

На привокзальной площади я вновь встретился с Палеевым. Узнав, что я еду в Таллин, он обрадовался и тут же предложил:

— А знаешь что?! Едем со мной! Я еду через Таллин, машина свободна, только мы с шофером. Я вас подхвачу, и мы ночью уже будем в Таллине. И ехать веселей, и поговорим по пути обо всем, ведь два года не виделись. Я только забегу на пару минут к коменданту вокзала, а вы садитесь, вон моя машина за углом стоит. — И почти на ухо прошептал: — К тому же на дорожку выпьем как следует, у меня припасен литр спирта.

Эшелона с нашим корпусом мы пока не нашли, хотя находились где-то рядом, Палеев ушел к коменданту, и мы стояли в нерешительности, не зная что делать: разыскивать ли своих или действительно сесть в комфортабельный «опель-капитан», а наутро быть в Таллине и там уже присоединиться к корпусу? Раздумывая, мы оба молчали, будто ожидая чего-то...

Светлый, теплый и такой длинный майский день повернул уже на вторую половину; голуби, стаями гнездившиеся по карнизам вокзала, старательно подкармливали маленьких, но уже ставших на крыло голубят; послевоенный мирный вокзал шумел своими обычными звуками. Многочисленные пассажиры — откуда столько набралось! — наводнили залы ожидания. Там, где всего пять дней назад можно было видеть только людей в военной форме, теперь мелькали шляпки и модные прически, приятно веяло духами, мирная жизнь врывалась сама, не ожидая приглашения, но нам все еще так и хотелось крикнуть: «ВОЗДУХ!!!»