Гражданская война в Испании 1936-1939 - Бивор Энтони

Генерал Элисео Альварес Аренас, заместитель министра общественного порядка, назначенный главой оккупационных властей, издал указ, из которого явствовало, что националисты считают себя армией вторжения на завоеванной территории. Фалангист Дионисио Ридруэхо, отвечавший за пропаганду, заготовил листовки на каталанском языке. Узнав об этом, генерал Альварес Аренас приказал уничтожить листовки, а вскоре каталанский язык попал под запрет. «Этот город сильно нагрешил, – объяснил он Родруэхо, – и теперь нуждается в очищении. На всех городских улицах надлежит воздвигнуть алтари, надо непрерывно служить мессу»[953].

Серрано Суньер высказался в беседе с корреспондентом нацистской «Фолькишер беобахтер» уже не в столь литургических терминах: «Город полностью большевизирован. Полное разложение. Население, действия которого я сам проверял, нездорово нравственно и политически. Барселона и ее жители подвергнутся с нашей стороны обращению, подобающему больным»[954].

В день падения Барселоны в городе не вышли газеты. Все издательства были реквизированы и перешли под контроль «Прессы Движения». 27 января вышел первый номер «Hoja Oficial de Barcelona», где говорилось: «Вчера Барселона была освобождена! В два часа дня националистские силы под командованием генерала Ягуэ без единого выстрела вошли в Барселону». В тот же день вышли «La Vanguardia» и «El Correo Catalan». Первая называлась теперь «La Vanguardia Espanola» и имела новый девиз: вместо «Ежедневная газета на службе демократии» – «Ежедневная газета на службе Испании и генералиссимуса Франко». На стенах появились плакаты: «Если ты испанец, говори по-испански» и «Говори на языке Империи!». Книги, запрещенные Церковью и армией, полетели в костер.

Некоторые республиканские офицеры и чиновники не бежали к границе, а ждали в подполье прихода националистов. Среди них был Антонио Родригес Састре, начальник республиканской разведки, работавший на Франко и ставший впоследствии адвокатом в фирме Хуана Марча. Среди оставшихся были те, кто не считал, что должен чего-то бояться, были и уставшие, впавшие в апатию. Завершение боев принесло им подобие удовлетворения, они уговаривали себя, что не может быть ничего хуже того, что происходило в последние месяцы. Однако у большинства ожидание прихода врага лишь усугубило панику. Часть пленных националистов, которую не оставили в Барселоне, погнали впереди отступавших войск. Многих расстреляли конвоиры, тоже потерявшие голову или поддавшиеся горечи разгрома. Среди расстрелянных были епископ Теруэля и полковник Рей д’Аркур, раньше сдавший город.

В 11 часов утра 28 января войска националистов прошли парадом по Барселоне. По наблюдению Рихтхофена, явно позабавленного подмеченным обстоятельством, итальянские командиры были возмущены тем, что националисты не позволили им поучаствовать в торжественном вступлении в город. Эскадрилья «Мессершмиттов» из легиона «Кондор» обеспечивала в воздухе «зонтик» на случай рейда мести со стороны республиканских летчиков. На следующий день летчики-истребители люфтваффе приступили к атакам на низкой высоте на железные и шоссейные дороги, на которых беженцев было столько же, сколько солдат. «Они достигли блестящего успеха, – докладывал Легион, – и летчики постепенно входят во вкус»[955].

Немногие уцелевшие части республиканской армии наносили при отступлении удары отчаяния, к которым относилась оборона Монтсека, или переходили с позиции на позицию, устраивая засады на преследователей. У итальянцев ушло пять дней, чтобы продвинуться на 340 км, от Барселоны до Аренис-де-Мар. Тем не менее Негрин, находившийся в замке Фигераса, пытался возглавить остатки республиканской администрации, рассыпавшейся по разным городам.

1 февраля в конюшне замка Фигераса собрались кортесы: из 473 депутатов присутствовали только 64. В своем выступлении Негрин перечислил три минимальных условия для переговоров о мире: независимость Испании от всякого иностранного вмешательства, проведение плебисцита, на котором испанский народ выбрал бы форму власти, отказ от любых, в том числе политических репрессий после завершения войны. Негрин надеялся, что эти условия будут поддержаны демократиями, но два последних условия Франко ни за что не поддержал бы.

На следующий день националисты вошли в Жирону. Их продвижение замедлялось из-за состояния мостов, которые подрывали отступающие или уничтожали бомбардировщики самих националистов. Легион «Кондор» докладывал: «Количество пленных чрезвычайно возрастает, как и сопротивление на некоторых участках». Среди пленных оказалось двое судетских немцев. Если бы их передали националистам, то «их бы ждала верная пуля». Главной задачей легиона «Кондор» был перехват республиканских летчиков при попытках улететь в центральную зону. За два дня они сбили еще пятнадцать самолетов[956].

С начала января интербригадовцы, ждавшие на протяжении битвы за Каталонию репатриации, требовали, чтобы им разрешили снова вступить в бой. Республиканские власти отвечали им отказом, так как это шло вразрез с соглашением о выводе иностранных добровольцев. Добровольцы, устав от вынужденного бездействия, обратились за помощью к кпи: боеспособными были только 5 тысяч из них, им в конце концов и дали разрешение.

Один из них, Эмиль Штейнгольд из Латвии, писал, что произошло потом: «Солдат и офицеров спешно распределили по взводам, ротам и батальонам. Нас быстро посадили в поезда и отправили в Барселону. Ехать было холодно, ветер полностью продувал вагоны. В окнах давно не было стекол, кое-где исчезли стенки и перегородки. На рассвете мы прибыли в Граноллерс. Дальше поезд не шел, началась разгрузка. Барселона пала, по всем дорогам, идущим на север, двигались итальянские моторизованные дивизии. По дорогам тянулись колонны измученных беженцев с детьми и домашним скарбом».

Грузовик привез оружие и боеприпасы. Получив то и другое, интербригадовцы быстро выступили. На ходу они чистили винтовки. Через полчаса они засели по обеим сторонам от небольшого моста, чтобы перерезать дорогу.

«Через некоторое время появилась вражеская разведка – два мотоцикла. За ними следовала «скорая помощь» с офицерами. Мы попытались их захватить, мотоциклисты повернули назад, и мы убили их на изгибе дороги. Развернувшуюся «скорую» окружили наши солдаты… Офицеры сдались и были отправлены в штаб бригады». Потом подъехала короткая колонна моторизованной пехоты. Ее остановили, подбив переднюю и заднюю машины, потом была открыта стрельба из винтовок и автоматов. Итальянцы запаниковали. «Солдаты посыпались из кузова как горох. Некоторые падали и уже не вставали. Живые обратились в бегство, кто-то спрятался за машинами, но они загорелись, боеприпасы и горючее начали взрываться. Тела итальянских фашистов были бесплатно кремированы»[957].