Гражданская война в Испании 1936-1939 - Бивор Энтони

За ужином с новым британским представителем Р. К. Шрайн Стивенсоном Негрин сумел убедить своего собеседника в том, что его отношение к коммунизму вызвано сугубой необходимостью. Впоследствии Стивенсон докладывал лорду Галифаксу, что Негрин называл коммунизм неподходящей для испанцев идеологией. Республиканское правительство сотрудничало с коммунистами якобы лишь потому, что те были самой организованной силой, а также по той причине, что Советский Союз оказался единственной страной, способной оказать твердую поддержку республике. Коммунисты были самыми воодушевленными и энергичными сторонниками правительства, потому оно в них и нуждалось; если бы республика смогла получать все ей необходимое от Франции и Британии, то немедленно, за какую-то неделю, раздавила бы компартию[930]. Но эти высказанные Негрином сентенции плохо сочетаются с его же предложением образовать единый национальный фронт и положить конец всем межпартийным раздорам, обращенным к коммунистам 10 декабря.

В начале января Негрин снова пытался уговорить французов оказать помощь попавшей в отчаянное положение республике. 7 января он тайно отправился в Париж, встречаться с британским и американским послами, а также с министром иностранных дел Франции Жоржем Бонне. По его словам, для продолжения сопротивления требовалось 2 тысячи пулеметов и 100 тысяч винтовок[931]. Но французские власти не просто оставили эту отчаянную и откровенную просьбу без ответа. Бонне сотрудничал с франкистским представителем в Париже Киньонес де Леоном и частично заблокировал передачу республиканцам последней партии советского оружия, доставленной в Бордо 15 января[932].

Перед лицом массированного сосредоточения сил националистов на реке Сегре республиканский Генштаб начал осуществлять свой план отвлекающих атак, принятый 6 декабря. 8 декабря началось выдвижение на фронте между Кордовой и Пеньярройей, в направлении Севильи; другая попытка наступления предполагалась в северной части Эстремадурского фронта. На тот же день намечалась высадка усиленной бригады с моря на андалусийском побережье вблизи Мотриля, но ее отменили, когда войска уже были готовы к отплытию. Наступление в Эстремадуре оттягивалось еще около месяца, пока не начался рывок националистов в Каталонии.

Наступление националистов на востоке должно было начаться 10 декабря, но его пришлось отложить из-за ливневых дождей – Франко не желал рисковать и настаивал на том, чтобы дождаться идеальных летных условий для своей «воздушной артиллерии». Националисты развернули 340 тысяч человек, примерно 300 танков, более 500 самолетов и 1400 орудий. Их настораживало одно – угроза отчаянного сопротивления непосредственно в Барселоне. Итальянцы в очередной раз колебались. «Все как будто хорошо, и кампания в Каталонии могла бы стать решающей, – записал Чиано в дневнике 6 декабря. – Но я настроен несколько скептически. Эта фраза произносится слишком часто, чтобы вызывать доверие»[933].

Тем временем иностранные лидеры – Рузвельт, признавший, что эмбарго на поставки оружия «было серьезной ошибкой»[934] и Черчилль с Иденом, раньше не реагировавшие на осуждение республики, наконец осознали, к каким последствиям приведет ее уничтожение. На Европейском континенте осталась лишь жалкая горстка демократий: Франция, Швейцария, Нидерланды и страны Скандинавии, при этом даже пессимисты не могли тогда представить, что большинству из них оставалось всего полтора года жизни.

Попытки посредничества в Испании предпринимались многими правительствами, но Франко все их отвергал. Позиция британских властей убеждала его в надежности положения и поощряла решимость каудильо настаивать на предоставлении прав воюющей стороны до вывода добровольцев. Без итальянской пехоты он мог обойтись, но германский легион «Кондор» служил гарантией его победы.

Исход кампании при условии невмешательства Франции почти не вызывал сомнений. 5 января (вскоре после очередной отправки итальянских истребителей и артиллерии) Чиано предостерег Лондон, что «если Франция двинется, то это станет концом невмешательства. Мы отправим регулярные дивизии. Иными словами, поведем войну с Францией на испанской земле»[935]. Эти угрозы оказались излишними, так как лорд Галифакс немедленно повторил Парижу, что в случае провоцирования стран «оси» из-за Испании Великобритания не станет помогать Франции.

Опасение Франко, что Каталония объявит себя независимой и попросит французов о защите, было беспочвенным: Негрин был почти таким же поборником испанского централизма, как и он сам. Серьезной опасности вступления в бой французских войск никогда не существовало, невзирая на все угрожающие высказывания французов, чувствовавших себя униженными предательством Чехословакии.

Военная авиация националистов успешно воспользовалась месяцем с лишним передышки перед Каталонской кампанией. В эскадрильи «Фиатов» поступило около 400 пилотов-испанцев, выпущенных летными училищами. Одновременно легион «Кондор» стал передавать истребители «Мессершмитт-109б» более опытным испанским летчикам по мере пополнения его собственных эскадрилий «Мессершмиттами-109» модификации «Е». Одна испанская эскадрилья была составлена из «Хейнкелей-112», уступивших в сравнительных испытаниях люфтваффе «Мессершмиттам». Итальянцы надеялись испытать в завершающих боях свой новейший истребитель-моноплан «Фиат G.50», но не успели[936].

В семи эскадрильях республиканцев самолетов «Моска» теперь осталось гораздо меньше, чем «Чато». Причина была в том, что «Моска» доставлялись из СССР, а «Чато» собирали на предприятиях «Сабадель». Модель 45, которую они выпускали в последние три месяца 1938 года, так и не смогла восполнить потерь над Эбро. Наземные силы республиканцев страдали от острой нехватки запасных частей для почти всех боевых машин, поэтому пострадавший парк безжалостно размонтировали, чтобы можно было посылать в бой хоть что-то.