Аппендикс - Александра Петрова

Впрочем, Славик мне очень нравился, и я даже преподнесла ему свое рукоделие – гигантского раскрашенного карандашами крокодила из бумаги, умеющего открывать рот и высовывать язык.

Все это с яркостью спрятанного флага промелькнуло в моем сознании, которое пружинило, томясь перед героическим прыжком. Здесь, под потолком с черными трещинами, настоящее мне казалось куда менее значительным, и я задумалась о чем-то, что простиралось еще выше, как вдруг из-за вида голенького Гоби Иванова и осознания того, что ребенок должен страдать из-за моего временного неумения шить и жадности тетки, меня охватила досада. Развернув флаг и в спешке установив его на шкафу, я спрыгнула вниз на свой диванчик, не дождавшись королевского приказа. По достижении долгожданной Земли нужно было поскорей восстановить на ней справедливость. Все-таки один брат не мог быть таким замухрышкой, когда другой выглядел просто пижоном, словно настоящие битлы.

«Ну пойдем поищем ему подарочек», – канючила Лавиния, вертя своими чернущими блюдцами. Зрачки почти совсем вытеснили радужку, будто она нанюхалась пороху. Может, и правда уже летела куда-то на наркоскорости, либо сама довела себя фантазиями до такого заебашенного придыхания. Слава великому богу Обатала, она хотя бы не знала, что должно было произойти в девять вечера!

Все собранные бобы были сданы, разумеется, на руки Марио. У Геракла, кстати, Вал надыбал всего лишь тридцать пять тысяч. Видно, этот нищеброд очистил тайник и перепрятал богатство по другим, так и не удосужившись завести себе банковский счет. «Я объявил войну государству и системе», – когда-то кичливо выкрикивал он.

Проходя через темную гостиную на кухню, где мы с Офелией выпили по чашечке кофе, я бросила взгляд под картину: ура-ура, странно, конечно, но там не было видно никаких следов.

А в моей башенке, на столе под Алисой, которую мы с Валом читали вслух, лежала пачка и записка, благодаря которой я узнала об одном великом человеке: «Я тебе все объясню. Я не то, что ты думаешь. Я даже не Мариус Якоб». А зачем вообще я дала ему ключи? – наконец сообразила я. Ведь мой замок и шпилькой, рентгеновским снимком открыть можно!

Чиччо устроил внеочередной вечер. «Гвоздь сезона, спешите!» – разослал он как минимум тысячу эсэмэсок. И на этот раз народ поломился. Тех, кому было интересно узнать горячие новости о давней гибели Пьера Паоло Пазолини, было гораздо больше, чем мест в одном из подвальчиков Гарбателлы, и он устроил повтор на следующий день, а восемьсот евриков добавились в общую казну.

Даже старичок-латинист принес в выжженном с одной стороны солнцем конверте тысячу. Вал стыдливо подложил еще триста и наконец решился. Обмотанный шарфом, за пятнадцать минут до закрытия банка на обед он заглянул туда. Темные очки сияли на нем, как на каком-нибудь Де Ниро. Марио спокойно проходился по именам клиентов инвестиций. На каждого у него была заведена папка. В компьютере, но и так, по-настоящему. Методичность не мешала ему осязать и обонять мир: у каждой папки была своя родинка, своя выщербинка, свой неповторимый запах, и Марио различал их, как овцематка своих ягнят. «Не сегодня завтра из гостиницы напротив придут с вложениями. Обычно это случается по понедельникам, средам или четвергам перед обедом. Денег будет навалом, и их понесут в сейф», – предупредил он в вечер нашего визита.

Кукуя в церкви Святых Ангелов, Вал время от времени пересекал площадь и бросал взгляд через стекло. Рождество было на носу, двери так и вертелись. В среду он прождал напрасно, а в четверг позаботился поставить Олю у входа. Рядом с банком был вонючий уголок, и к его постоянному жителю-попрошайке там все время кто-то пристраивался. Иногда шныряла здесь и Гратидия, магиня или, может быть, даже ведьма со спутанными волосами, в которых некоторые углядывали змей. Оля ее неплохо знала, и однажды они побеседовали о древних ритуалах. По слухам, эта Гратидия великолепно составляла тексты для defixionis[112], что записывались секретно одним ее знакомым мастером на свинцовых табличках и продавались разным нуждающимся пригвоздить проклятием своих врагов почти до смерти.

Когда он войдет, Оля должна отвлекать посетителей: клянчить, молиться, что хочет, но без скандала, просто, чтоб работники банка как можно лучше могли сосредоточиться на том, что будет происходить. Десять минут, и пожалуйте к нашему столику! – объяснил Вал.

За стойкой никого не было. Из посетителей – только какая-то монашка и женщина с ней, и он прошел вглубь. Справа был закуток Марио, а прямо напротив зияла открытая дверь на лестницу в подвальный этаж.

Директор и еще один мен, которого Вал мгновенно узнал, так точно описал его Марио, занимались мешком с деньгами. Директор спускался в сейф, а Лилий маячил, его прикрывая. Его атлетическая фигура каждым мускулом демонстрировала, насколько ему по фигу весь этот банк и кислый денежный пафос. Директор был элегантным, полным, веселым человеком, любящим после работы уколоть себе небо иголочками просекко, а за ужином в компании прикончить бутылку Бардолино или Вальполичеллы. Как положено, у него была любимая жена и чуть менее любимая любовница. Прекрасные дети. Гибкий, юморной народ эти венецианцы.

«Ведите себя смирно, и все будет тип-топ», – сказал Вал в нос коронную фразу, когда, рванувшись к вставшему из-за стола Марио, приставил дуло к его шее. Марио покорно застыл, задрав голову, как жертвенный бык. Директор уставился телячьими глазами. «Лишь бы отделаться поскорей от этой скуки», – твердила будто выточенная из кости физиономия Лилия несколько секунд назад, но сейчас Марио с нежностью разглядел на маске невозмутимости волнение за себя. И Лилий, и директор были старыми рыбинами и не раз уже наблюдали похожие инсценировки. Никакому идиоту не пришло бы в голову бить тревогу, в конце концов это было просто дурным тоном. Лишь однажды особо дотошный работник, бестолочь – бывший полицейский, пустился на всеобщую потеху вслед грабителю, но тот выбросил в воздух ворох ценных бумажек, и народ создал кучу-малу. Так и не поймали. А вообще много было психопатов, нариков и начинающих, которых залавливали через несколько минут после выхода, или же мастеров своего дела, которых не нашли никогда. Немало страху директор и Лилий натерпелись за свою жизнь также из-за вооруженных банд и пролетарских экспроприаций.

«Это мелкое ограбление, – элегантно подчеркнул Вал, – только шестьдесят тысяч». Заядлый спортсмен и наездник, Лилий без слов вытянул из мешка несколько пачек и бросил к его ногам. Бросок был довольно точным. Марио отлетел от широкоплечего броска в сторону, и, одним движением собрав с пола пачки, рассовав их по внутренним карманам пиджака, Вал вышел вон. Отвернул шарф. Не теряя достоинства, пробежал по галерее и нырнул в метро. Вышел на следующей, сел в автобус, замел. Да и кто погонится за шестьюдесятью тысячами? Кстати, их оказалось только пятьдесят: две пачки по двести и одна по сто. А для директора и Лилия самым паскудным в этом эпизоде оказалась разборка с карабинерами. Нуднейшее заполнение бумаг, которое продолжалось еще с неделю после исследований видеозаписи. Конечно, никто ни о ком не подумал плохо, и Марио по долгу службы разделил тоску составления акта, в уме подсчитывая недостающее в кассе помощи. Монашка же, промолчав при допросе свидетелей, вспомнила на исповеди, что уже где-то видела вора. «Не во сне ли, матушка?» – с укоризной пошутил священник.