Критическая масса. Как одни явления порождают другие - Филип Болл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Существует простая и очевидная «разница между естественным состоянием и состоянием войны», хотя эта разница и удивляет некоторых людей.
На самом деле состояние мира, доброжелательности, сотрудничества и созидания противостоит состоянию вражды, ненависти, насилия и разрушения7.
Мрачная оценка человеческого характера в произведениях Гоббса вызывала недовольство не только Локка, но и многих других общественных деятелей. Например, покровитель Локка, лорд Эшли Купер, третий граф Шафтсбери, в 1711 году с явным раздражением писал, что Гоббс «забыл упомянуть множество человеческих понятий и природных свойств: доброту, дружбу, общественную деятельность, любовь к общению, привязанность к другим людям и т. п»8. Это различие в отношении к природе человека объясняется, конечно, тем, что Локк был верующим человеком, и для него естественное состояние человека ассоциировалось с божественным Провидением и замыслом, в то время как Гоббс был атеистом (если не явным, то тайным, по всем признакам и свидетельствам) и анализировал поведение людей без религиозной предвзятости.
Предложенные Локком аксиомы социального устройства выглядят намного оптимистичнее хотя бы потому, что описываемый им социальный контракт между народом и властью действует лишь до тех пор, пока власть служит общественному благу. Кроме того, стремясь предотвратить возможное превращение избранного правительства в тираническую олигархию, Локк настаивал на необходимости введения принципов контроля и сбалансированности властных структур. По его представлениям, три ветви власти — законодательная, исполнительная и судебная — должны были контролировать и поправлять друг друга. В Англии XVII века этими ветвями власти являлись парламент, король и судьи соответственно. В наши дни в США их эквивалентами выступают конгресс, президент и Верховный суд.
Религиозность и великодушие воззрений Локка вовсе не означают, что он старался не замечать темных сторон человеческой натуры. Он прекрасно понимал, что преступники и негодяи существовали еще в естественном состоянии общества, и поэтому оправдывал безжалостный библейский принцип: «Кто прольет кровь человека, того кровь прольется рукою человека»9. Так что и в Эдеме дела обстояли отнюдь не благостно.
Одновременно Локк полагал, что при возникновении государств эти естественные законы уступают место юридическим нормам, вырабатываемым государством «позитивным законам», и именно установление закона, порядка и справедливости считал основной целью государства, причем в первую очередь в отношении имущества (в этом Локк проявил себя сугубым материалистом): «Основной и главной целью объединения людей в государство и создания правительства является сохранение их собственности»10.
Таким образом, из веры Локка в доброе начало человеческой натуры вытекает и его основной принцип: государство должно заботиться лишь о сохранении порядка и законности, но не вмешиваться во все остальные дела общества. Это утверждение Локка стало пробным камнем для всей либеральной политической философии будущих столетий. Примерно с таких же позиций Иммануил Кант выступал против идеи патерналистского государства, даже в тех случаях (точнее, особенно в тех случаях), когда такое государство начинает диктовать гражданам правила поведения, «заботясь» об их благе. Идеи Канта повторяются и в работе Размышления о пределах деятельности государства (1851) прусского ученого Вильгельма фон Гумбольдта, а также в эссе О свободе (1859) Джона Стюарта Милля, который утверждал: «Единственной целью законного использования государственной власти в цивилизованном сообществе против одного из своих граждан может быть только защита от возможного нанесения вреда другим гражданам»11.
Милль зашел в своих рассуждениях даже несколько дальше, выдвинув идею, что гражданин имеет законное право наносить вред самому себе при условии, что его действия не вредят другим гражданам. Это утверждение позднее даже стало одним из пунктов либертарианской философии вообще и теории утилитаризма в частности. Милль утверждал, что:
В основе общечеловеческой морали лежит принцип утилитарности или максимального счастья, то есть все действия должны считаться правильными или ошибочными с единственной точки зрения: способствуют ли они достижению счастья или нет соответственно. Счастье при этом означает удовольствие и отсутствие боли и страданий, несчастье — страдания и отсутствие удовольствия12.
Идея ограничения власти государства продолжала развиваться. Для некоторых философов стало неприемлемым любое вмешательство государства в жизнь человека. Жан-Жак Руссо пришел к философии романтического анархизма, в соответствии с которой цивилизация связана с вырождением, спасением от которого может стать только возвращение к исходному, «дикому» состоянию. Человек изначально добр, утверждал Руссо, и лишь государство и образование делают его злым, вследствие чего необходимо упразднить все организации и занятия, связанные с развращающим влиянием цивилизации, — искусство, науки, организованное сельское хозяйство и промышленность. В книге Социальный контракт (1762) Руссо доказывал преимущества демократии и критиковал королевскую власть примерно в том же духе, что и Локк, но дело происходило в предреволюционной Франции, и Руссо был вынужден скрываться в Германии. Что касается его реальной политической платформы, то она отличалась большим радикализмом:
Европа — несчастный континент, где слишком много зерна и железа.
Для уничтожения зла необходимо запретить или отменить цивилизацию, так как люди от природы являются добрыми и хорошими. Сытый дикарь находится в полном согласии с окружающей его природой и со своими собратьями13.
В этом отрывке отчетливо проявляются не только общий дух фантастических идей Руссо, но и их очевидные недостатки. Львы тоже могут находиться в дружбе и согласии с окружением, включая антилоп, но только после обеда. Ведь именно «поиски еды», образно говоря, становятся причинами войн и конфликтов. Голодный человек готов на многое, чтобы добыть еду, независимо от того, является ли он «диким» или «цивилизованным». Мы живем в мире ограниченных ресурсов и возможностей. Это было ясно даже в XVIII веке, а затем Мальтус четко показал, что дальше может быть только хуже (см. гл. 4). Позднее Дарвин нарисовал совсем иную, чем у Локка, картину естественного состояния, где «господствуют окровавленные клыки и когти», как писал Теннисон. Иногда даже кажется, что дарвиновская теория естественного отбора отбросила человечество назад, к гоббсовскому миру дикости и жестокости, в котором все враждуют со всеми. Ограничения сделали из нас людей, но дарвинизм вновь провозгласил эгоизм законом мира.
Сам Дарвин был твердо убежден, что человечество смогло выделиться из дикой природы с ее жестокими законами лишь благодаря развивающейся способности к социальному поведению: «Люди от природы слабы, медлительны и плохо вооружены клыками и когтями, но эти недостатки с лихвой компенсируются... их социальными качествами, позволяющими им сотрудничать друг с другом»14. К сожалению (хотя, по-видимому, такое развитие событий можно было предсказать), естественный отбор быстро привел людей не только к сотрудничеству, но и к развитию агрессивности, в результате чего их жизнь стала определяться жестоким законом: убей или будешь убит.