1916. Война и мир - Дмитрий Миропольский

— А что, действительно Алексей так тяжело болен? — спросил лейб-медика император перед тем, как подписать отречение.

Потрясённый врач ответил:

— Неужели вы не понимаете? Он болен смертельно, и не просто смертельно, он может умереть в любую минуту!

Распутина больше нет. На руках — безнадёжно больной сын, четыре дочери на выданье и безумная жена.

Вопросы рвали мозг Иова: Можешь ли посылать молнии, и пойдут ли они и скажут ли тебе: вот мы?

Страшной ошибкой обернулся отъезд императора из Ставки в Могилёве. Там его окружала многомиллионная армия, крушащая врагов от Румынии до Пруссии. Здесь, под Псковом, куда загнали голубой императорский поезд по дороге в Петроград, окружали одни враги. И неоткуда взять молний, чтобы испепелить их…

Николай Второй был добрым семьянином и не был великим государем.

Он отрёкся.

Отрёкся второго марта 1917 года — за себя и за умирающего сына, передав трон младшему брату Михаилу. В штабном вагоне карандашом подмахнул юридически ничтожную формулу, прекращающую его царствование. Документ — всего один машинописный лист французского стандарта 35 × 22 сантиметра — принял депутат Государственной думы Гучков. Приснопамятный распространитель памфлета «Гришка» и краденых писем.

С Мишей, братом своим, Николай Александрович хотел объясниться телеграммой, которую отбил прямо из поезда.

Петроград, Его Императорскому Величеству Михаилу Второму. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Остаюсь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники.

Телеграмма до адресата не дошла.

Формально российским императором Михаил Александрович оставался около полусуток. Эти бесконечно растянувшиеся часы он в раздумьях и сомненьях провёл в особняке князя Михаила Сергеевича Путятина. В двенадцатом доме по безлюдной Миллионной улице. Напротив Английского клуба, где Вернон Келл встречался с разведчиками Скейлом и Эллеем.

Утром третьего марта столичные газеты опубликовали имена министров Временного правительства, только что назначенных Государственной думой. Премьер — князь Львов, министр иностранных дел — Милюков, военный и морской министр — Гучков: он как раз к этому времени привёз в столицу подписанное отречение. Министром юстиции стал молодой юрист Керенский — думский депутат от Саратова, который вёл расследование на Ленских приисках.

Днём в особняк на Миллионной съехалась компания новоявленных министров. Все ждали, что скажет новый император.

Михаил Александрович вышел к ним бледный, со следами бессонной ночи на лице. Он заявил, что тоже отрекается от престола и вверяет своё будущее Учредительному собранию. Рассуждал так: уж если Собрание будет решать судьбу всей России, то и ему как части России надлежит принять это решение. Постановят быть абсолютной монархии — станет самодержавно царствовать. Постановят быть монархии конституционной — взойдёт на трон и разделит власть с Государственной думой, или парламентом, или как ещё назовут себя законодатели. А если Учредительное собрание объявит Россию республикой — станет жить-поживать со своей пепельноволосой Натальей просто как очень обеспеченный гражданин Романов.

Краткое пребывание Михаила Александровича последним, некоронованным российским императором окончилось. Гости князя Путятина вздохнули с облегчением — и охотно воздали должное шикарному обеду, который устроил хозяин-хлебосол по поводу исторического события.

Россия слиняла за три дня — это сказал Василий Розанов, любивший посиделки у непьющих друзей-критиков в меблированных комнатах «Пале-Рояль». Знаменитый философ, тайком читавший отнятые у детей детективы про Ната Пинкертона и Ника Картера, семь копеек книжка.

Через полгода Николая Александровича и его семью увезли в Сибирь. До тех пор они жили под арестом в привычном Александровском дворце Царского Села. В тиши здешних парков и библиотек болезненно отзывалась мудрость древнего китайца Лао Цзы.

Лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует. Несколько хуже те правители, которые требуют от народа их любить и возвышать. Еще хуже те правители, которых народ боится, и хуже всех те, которых народ презирает.

Николай Второй пытался стать лучшим правителем, а стал, выходит — хуже всех. Вопреки ожиданиям, Россия никак не успокаивалась. Полный подстрекателями Петроград бурлил, и в опасении за жизнь арестантов Временное правительство надумало отправить их от греха подальше.

Михаил Александрович приехал попрощаться с братом — его привёз Керенский, ставший уже министром-председателем. Незадачливого великого князя то сажали под арест, то предлагали ему уехать из страны, да он отказывался… На свидание братьям отвели десять минут. По-человечески поговорить при посторонних они не смогли.

Николая Александровича с семьёй после долгих обсуждений правительство постановило выслать в Тобольск. О том, что по пути с борта парохода они видели Покровское — родное село Распутина — кто только не упоминал! А о том, что прямая линия российской императорской династии началась в Ипатьевском монастыре Костромской губернии и закончилась в Ипатьевском доме Екатеринбурга, писать уже просто неловко…

…но разве можно рвать траурное кружево истории Иова Многострадального? Кто приготовляет ворону корм его, когда птенцы его кричат к Богу, бродя без пищи?

В апреле 1918 года семью царственных арестантов доставили в Екатеринбург и поселили на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка. В газетах писали о предстоящем суде над бывшим императором.

О фатальной роли числа семнадцать в своей жизни Николай Александрович говорил жене ещё в Ливадии, листая книжку Хлебникова. Семнадцатого октября, в бытность его цесаревичем, сошёл с рельсов царский поезд в Борках. Семнадцатого января он, уже российский государь, держал свою первую, такую постыдную и неуклюжую речь к собранию земского дворянства. После коронации, в ночь с семнадцатого мая, случилась смертельная давка на Ходынском поле. Семнадцатого октября Манифестом о гражданских свободах он отказался от самодержавия. В ночь на семнадцатое декабря убили Распутина. В семнадцатом году рухнула власть трёхсотлетней династии…

Утром семнадцатого июля в Москву руководителям большевистского правительства России полетела из Уралсовета телеграмма-молния. Безграмотный отчёт о выполнении партийного задания. Улика.

Сообщаем вам о расстреле бывшего царя Николая Романова, виновного в бесчисленных кровавых насилиях над русским народом, а семья эвакуирована в надёжное место.

Вечером того же семнадцатого вдогонку первой телеграмме пришла вторая, зашифрованная.

Всю семью постигла та же участь, что и её главу. Официально семья погибнет при эвакуации.

Имена тех, кто приготовлял ворону кровавый корм, не тайна. У каждой телеграммы есть авторы и отправители, есть адресаты и получатели; есть те, кто стояли за убийством. Авторы екатеринбургской трагедии известны поимённо. Что с того?