Тень ночи - Дебора Харкнесс

– Я сообщу императору, что вы идете на поправку, – лаконично ответил Гаек. – К счастью для вас, его величество сейчас весьма обеспокоен собственным здоровьем и не рискнет отправиться на Шпаренгассе, чтобы проверить мои слова.

Мы искренне поблагодарили врача за понимание и отправили домой, вручив одну из жареных кур, которых тоже прислали с королевской кухни для возбуждения моего аппетита. Вместе с курами принесли краткую записку от императора: «Ich verspreche Sie werden nicht hungern. Ich halte euch zufrieden. Rudolf»[85]. Записку я бросила в огонь после того, как Мэтью объяснил мне двусмысленность слов императора. Непонятно, как именно он собирался утолять мой голод: жареной курятиной или… собой.

Наш путь лежал на другой берег Влтавы, в Старе Место. Наконец-то я собственными глазами увидела кипучую жизнь центра Праги. Извилистые улицы были застроены трех- и четырехэтажными домами, первые этажи которых целиком занимали лавки торговцев. Торговля шла бойко. Затем мы свернули на север и попали совсем в другой город. Дома здесь были пониже, жители одевались беднее, а торговля велась не с таким размахом. Перейдя широкую улицу, мы оказались перед воротами, за которыми начинался Еврейский город. Свыше пяти тысяч евреев жили на сравнительно небольшой территории, зажатой между берегом реки (там была вотчина ремесленников), главной площадью Старого города и каким-то монастырем. Квартал был ужасно перенаселен даже по меркам Лондона. Дома здесь не столько строились на новых местах, сколько возводились поверх уже существующих зданий, гармонично вырастая из их стен, как завитки раковины улитки.

К жилищу рабби Лёва мы добирались по змеящимся улочкам. Идя сюда, было бы нелишне захватить мешок с хлебными крошками, чтобы по ним выбираться потом из этого лабиринта. Прохожие опасливо глядели в нашу сторону, и лишь немногие решались поздороваться с Мэтью, которого называли Габриелем. То было одним из множества его имен. Для меня оно послужило сигналом, что я попала в очередную «кроличью нору» Мэтью и вскоре встречусь с какой-то из его прежних личностей.

Оказавшись перед добродушным стариком, которого почтительно называли Махараль, я поняла, почему Мэтью говорил о нем вполголоса. От рабби Лёва исходило то же спокойное ощущение силы, какое я ощутила у Филиппа. По сравнению с его чувством собственного достоинства имперские замашки Рудольфа и сварливость Елизаветы выглядели смехотворными. В конце XVI века это особенно впечатляло, поскольку тогда людям, имеющим власть и влияние, было свойственно навязывать свою волю другим. Однако репутация Махараля строилась не на физической силе, а на его учености и громадных знаниях.

– Махараль – один из самых замечательных людей, какие когда-либо жили, – так ответил Мэтью на мою просьбу рассказать об Иегуде Лёве.

Учитывая, что сам Мэтью прожил не одну сотню лет, это была значительная похвала в адрес еврейского мудреца.

– А я-то думал, Габриель, что дела между нами завершены, – суровым тоном произнес по-латыни рабби Лёв. Видом своим и манерой говорить он сейчас был очень похож на директора школы. – Я уже отказывался назвать имя колдуна, сотворившего Голем. Могу повторить свой отказ. – Отчитав Мэтью, рабби Лёв повернулся ко мне. – Прошу прощения, фрау Ройдон. В разговорах с вашим мужем терпение всегда меня подводит. Я даже забываю о манерах. Рад познакомиться с вами.

– Я пришел не ради расспросов о Големе, – ответил Мэтью. – Сегодня меня к вам привело дело частного характера. Оно касается одной книги.

– Что это за книга?

Внешне Махараль не выказал удивления. Он даже не моргнул, но едва уловимое колебание воздуха подсказало: что-то его слегка насторожило. После встречи с Келли я стала ощущать характерное покалывание во всем теле, будто мою магию затягивало в какой-то иной поток. Моя дракониха тоже пробудилась. Нити вокруг меня вспыхнули и замерцали, словно пытались мне что-то сказать. Перед мысленным взором быстро промелькнул какой-то предмет, затем чье-то лицо и путь по улочкам Еврейского города.

– Эту книгу моя жена обнаружила в университете, находящемся очень далеко отсюда.

Меня поразила искренность Мэтью. Искренней была и реакция рабби Лёва.

– Вижу, сегодня мы честны по отношению друг к другу. Нам лучше продолжить разговор в спокойном месте, чтобы я смог насладиться неожиданным ощущением. Прошу в мой кабинет.

Первый этаж весьма населенного дома, где жил рабби Лёв, был разделен на комнатки, одна из которых служила ему кабинетом. Увидев щербатый стол со стопками книг, я сразу почувствовала себя в знакомой обстановке и успокоилась. Пахло чернилами и еще чем-то, напомнившим мне о детстве, танцевальной студии и ящике с канифолью. В железном котелке возле двери варилось что-то похожее на коричневые райские яблоки. Они слегка выпрыгивали и снова погружались в такую же коричневую жидкость. Мне сразу вспомнились ведьмины котлы. Думать о том, что́ может находиться на дне этого сосуда, как-то не хотелось.

– Этот рецепт чернил вас больше устраивает? – спросил Мэтью, указывая пальцем на подпрыгивающие «яблочки».

– Да. Вы оказали мне добрую услугу, порекомендовав добавлять эти орешки. Теперь для получения черного цвета требуется меньше сажи. И потом, чернила получаются гуще… Прошу садиться. – Рабби Лёв указал мне на единственное кресло.

Когда я села, хозяин кабинета уселся на трехногий стул. Больше сидеть было не на чем.

– Габриель постоит. Пусть он и немолод, но ноги у него сильные.

– Махараль, я достаточно молод, чтобы сидеть у ваших ног вместе с вашими учениками, – улыбнулся Мэтью и грациозно уселся на пол, скрестив ноги.

– Мои ученики не настолько глупы, чтобы в такую погоду сидеть на полу… Теперь о деле, – сказал рабби Лёв, внимательно разглядывая меня. – Почему жена Габриеля бен Ариеля вздумала искать свою книгу так далеко от ее дома?

Меня кольнуло: он ведь говорил не о нашем путешествии через Влтаву и даже не о поездке в Европу. Как он мог узнать, что я не из этого времени?

Едва мой мозг сформулировал вопрос, в воздухе, над плечом рабби Лёва, появилось мужское лицо: еще молодое, но изрезанное морщинами вокруг глубоко посаженных серых глаз. Темно-каштановая борода тоже начала седеть.

– Кто-то из ведьм или колдунов рассказал вам обо мне, – тихо произнесла я.

Рабби Лёв кивнул.

– Прага – удивительный город по части распространения новостей. Жаль только, что половина из них оказывается досужим вымыслом… И чем же знаменательна эта книга? – спросил он, возвращая меня к теме разговора.

– Мы думаем, там рассказывается о появлении существ вроде Мэтью и меня.

– В этом нет никакой загадки. Вас сотворил Бог, как сотворил меня и императора Рудольфа, – ответил Махараль, приваливаясь к спинке стула.

Это была типичная поза учителя, сложившаяся за годы общения с учениками. Чувствовалось, Махараль давал им вдоволь наиграться с новыми идеями, наспориться до хрипоты, а потом начинал задавать вопросы. Я вдруг почувствовала себя в роли ученицы, готовящейся к ответу. Естественно, мне не хотелось разочаровать рабби Лёва.