Под парусом мечты - Сара Ларк

Джек пролез между палками, ограждавшими загон, и поздоровался с собакой, приветливо хлопнув в ладоши. Затем взял поводок, потянул за него и при этом отдал короткий приказ. Щенок плюхнулся задом на землю.

— Ну как же так! — вздохнула Глория. — Почему же он меня не слушается?

— Ты допускаешь одну маленькую ошибку, — пояснил Джек. — Отдавая команду и дергая за поводок, ты наклоняешься к собаке. При этом она стремится к тебе, виляя хвостом. Это хорошо. Гораздо хуже было бы, если бы она тебя боялась и пятилась. Но ей ни в коем случае не придет в голову мысль сесть, вместо того чтобы заигрывать с тобой. Смотри, как делаю я…

Глория зачарованно наблюдала, как Джек выпрямился, давая собаке команду сидеть. Щенок посмотрел на него снизу вверх, поднял голову — и плюхнулся на зад.

— Дай-ка я! — Глория повторила позу Джека, ловко дернула за поводок — и колли присела. Оба, и Глория, и Джек, тут же похвалили собаку.

— Вот видишь, — улыбнулся Джек. — Не глупая собака, а…

— …просто глупая Глория. Я все всегда делаю не так. Думаю, пора бросать. — Глория отвернулась. В обычной ситуации она не позволила бы себе произнести подобные слова, но в этот день ее в очередной раз загнали в угол.

Утром к Гвинейре явился Тонга и с серьезным лицом пожаловался на присутствие нескольких овец на священной для маори земле. Животные действительно перешли границу О’Киф-Стейшн и теперь оказались в том месте, где много десятилетий подряд паслись овцы Говарда О’Кифа, за которыми обычно присматривали пастухи-маори.

Глория, не удержавшись, заявила, что его люди могли бы просто прогнать заплутавших животных, вместо того чтобы устраивать скандал. После этого бабушка Гвин резко отругала ее и признала правоту вождя, но Глория ее поступка не поняла. Гвинейра и Тонга враждовали, сколько девушка себя помнила, и раньше бабушка Гвин всегда защищала ее. Однако сейчас в Киворд-Стейшн отчаянно не хватало работников. В первую очередь к работе на фермах утратили интерес пакеха. Те искатели удачи, которые обычно подряжались к ним на работу, записались в АНЗАК, а потом осели в крупных городах — если пережили свое приключение. Поэтому Гвинейра была вынуждена обращаться за помощью к маори. Если Тонга решит бойкотировать ее, она останется одна с десятью тысячами овец. Она была не готова отважиться на подобный шаг и поэтому уступала.

Глория считала иначе и позже не постеснялась заявить ей об этом.

— Лучше было бы пригрозить уволить работников нгаи таху! — заявила она, злясь из-за того, что ее поставили на место в присутствии вождя, который, тая злорадную ухмылку, пытался продемонстрировать мудрость. — Тогда они быстро выйдут на баррикады. Урожай был плохим, все семьи вынуждены работать. У Тонги нет такого количества мана, чтобы послать племя кочевать среди зимы, потому что у них не будет еды. Ты слишком мягкая, бабушка!

Теперь боль от выслушанного упрека ощутила Гвинейра, которая по праву считала, что уже не первое десятилетие прекрасно руководит фермой в одиночку. Еще при жизни Джеральда Уордена она управляла практически всем.

— Когда унаследуешь ферму, Глория, тогда и будешь руководить ею, как сама пожелаешь! — зло заявила она. — Но пока руковожу я, тебе придется считаться со мной. Поезжай и собери этих проклятых овец!

Ничего не видя за пеленой слез, Глория бросилась прочь из дома, взяв лошадь и собаку, — и больше ни одного помощника, что впоследствии, как выяснилось, было фатальной ошибкой. Шаловливые молодые барашки, убежавшие из загона, ни в какую не хотели слушаться. Даже с опытной Нимуэ Глории потребовалось почти полдня, чтобы загнать их и кое-как починить загон. Позже Маака доложил Гвинейре, что животные снова убежали. Еще один упрек Глории. Девушка была слишком горда, чтобы сказать Гвинейре, что она сразу же по возвращении попросила Фрэнка Уилкенсона послать людей с инструментами починить забор. Уилкенсон снова проигнорировал ее, и несколько часов спустя этим делом занялся уже Маака. Барашки к тому моменту давным-давно нашли брешь в паддоке.

В результате Глория ушла к себе в комнату, чтобы снова взахлеб читать письма Джека, но описание повседневной лагерной жизни между атаками и его бьющая через край печаль только еще больше расстроили Глорию. Рисование днем тоже не помогало; чтобы перенести рисунки из головы на бумагу, девушке нужна была темнота.

Наконец она вышла из дома, чтобы потренировать собаку, — и снова поражение. На сегодня с Глории было довольно, и в виде исключения она решила это озвучить.

Джек покачал головой.

— Ты так же неглупа, как и собака, — заявил он. — Просто ты не знала этой уловки. В чем проблема-то?

— Ты знаешь и другие такие уловки? — неохотно поинтересовалась Глория.

Джек кивнул.

— Сотни, — уверенно ответил он. — Но сегодня я слишком устал. Давай я покажу тебе их завтра?

На лице Глории появилась улыбка. Джек едва не перестал дышать. С тех пор как он вернулся в Киворд-Стейшн, ему не доводилось видеть, чтобы она открыто улыбалась. Чаще всего Глория ограничивалась кривой усмешкой. Но сейчас у нее светились глаза. Он увидел в них отражение доверия, с которым Глория относилась к нему в детстве, — и восхищения.

— Давай! — негромко ответила она. — Но там, где никто не будет смотреть…

Занятия с Глорией и колли были отличным предлогом еще немного отложить необходимость заняться наследием Шарлотты. Джек не совсем понимал, почему все должно происходить втайне, но он подчинился желанию Глории и встречался с ней на выеденном овцами выгоне, а несколько раз даже в круге каменных воинов, чтобы сначала показать ей основы дрессировки с Тьюзди и Нимуэ, а потом тренировать щенков.

— Правда ли то, что ты тогда сказала? — спросил он девушку, когда они возвращались домой, ступая по пышной, но по-зимнему бурой траве. — Что на этой земле вообще нет никаких тапу?

— Конечно, — гордо ответила Глория. — Ты сам можешь прочесть эту историю. Ронго Ронго говорит, что она рассказывала ее твоей… твоей супруге.

— Ее звали Шарлотта, — негромко произнес Джек. — И она собрала тысячи историй.

— Этой точно пара сотен лет, и все рассказывают ее по-разному. Но в круге камней, судя по всему, однажды было что-то вроде поединка. Двое мужчин с сильным мана повздорили из-за чего-то…

— Из-за женщины? — спросил Джек.

Глория пожала плечами.

— Ронго Ронго говорила о рыбе. Какой-то говорящей рыбе или что-то в этом роде, я не запомнила. А может быть, о духе в рыбе… Но будто бы мужчины затеяли спор о том, кому будет принадлежать слава поймавшего ее. Она сделала бы мана рыбака еще сильнее. Все закончилось кровопролитием, оба мужчины погибли. С тех пор место битвы стало тапу. Ничего особенного, многие священные места когда-то были местом поединков…

Джек кивнул, думая о Галлиполи. Было бы здорово оставить теперь тот берег в неприкосновенности навсегда.