Нити судьбы - Мария Дуэньяс

— Ваш агент не рассказал, где и как состоялись переговоры, не назвал вам имен и фамилий тех, кто при этом присутствовал? Не проинформировал вас об условиях сделки, объемах предполагаемой добычи вольфрама, цене за тонну, способах оплаты и уловках для уклонения от экспортных пошлин? Не сообщил, что они собираются резко прекратить поставки англичанам меньше чем через две недели? Не сказал, что да Силва не только сам вас предал, но и привлек на свою сторону владельцев крупнейших месторождений Бейры, чтобы в союзе с ними добиться выгодных контрактов с немцами.

Взгляд военно-морского атташе из-под густых бровей сделался стальным, и голос прозвучал надтреснуто.

— Как вам удалось все это узнать, Сиди?

Я с гордостью посмотрела ему в глаза. Меня заставили идти по краю пропасти больше десяти дней, и я сумела достичь конца не сорвавшись; теперь пришло время предъявить результаты этого непростого пути.

— Хорошая модистка всегда выполняет свою работу.

Во время разговора я скромно держала альбом с выкройками на коленях. Его обложка была наполовину оторвана, некоторые страницы смяты и перепачканы грязью, ярко свидетельствуя о перипетиях, через которые он прошел, покинув шкаф моего номера в гостинице Эшторила. Наконец я положила альбом на стол, накрыв его ладонями.

— Здесь подробно записаны все детали переговоров, состоявшихся в тот вечер. Об этом альбоме агент СРС вам не рассказывал?

Человек, снова вихрем ворвавшийся в мою жизнь, являлся, несомненно, бывалым агентом секретной службы его величества, но в темном деле с вольфрамом мне удалось его превзойти.

67

Я покинула место тайной встречи, охваченная странным чувством. Это было что-то новое для меня, в чем я не могла еще разобраться. Я медленно шагала по улицам, пытаясь найти название для столь непривычного ощущения: у меня не было даже желания проверять, нет ли за мной слежки, и меня не волновало, что я в любой момент могла столкнуться с кем-то нежелательным. Никакие внешние признаки не отличали меня от той женщины, которая несколько часов назад прошла по этим улицам в другом направлении: на мне был тот же костюм, на ногах — те же туфли. Никто из видевших меня идущей туда и обратно не заметил бы во мне никаких изменений — за исключением лишь того, что со мной уже не было альбома. Но сама я понимала, что произошло. Так же как и Хиллгарт, конечно. Мы оба знали: этим майским вечером случилось нечто вызвавшее радикальные и необратимые изменения.

Хотя капитан был сдержан в словах, его поведение дало мне понять, что доставленные мной сообщения содержат целый арсенал чрезвычайно ценной информации, которой предстояло незамедлительно отправиться в Лондон для тщательного анализа. Эти сведения должны были поднять тревогу, заставить пересмотреть некоторые связи и изменить направление множества операций. И вместе с этим я почувствовала, что отношение ко мне военно-морского атташе тоже кардинально изменилось: неопытная в делах шпионажа, но подающая надежды модистка, на которую он сделал рискованную ставку, в мгновение ока превратилась в человека, способного решать самые запутанные задачи с дерзостью и эффективностью профессионала. Возможно, мне не хватало навыков и специальных знаний и я принадлежала к другому миру по своему происхождению и языку, однако намного превзошла своей работой его ожидания, и это помогло мне вырасти в глазах Хиллгарта и завоевать новое место.

Не радость переполняла меня, когда я возвращалась домой с последними лучами солнца. Не энтузиазм, не волнение. Наверное, мое чувство правильнее назвать гордостью. В первый раз за долгое время — возможно, впервые за всю мою жизнь — я гордилась собой. Своими возможностями и стойкостью, умением сделать гораздо больше, чем от меня ждали. Изменить к лучшему этот безумный мир. Я испытывала гордость за то, каким человеком стала.

Конечно, Хиллгарт отчасти помог мне в этом, поставив в условия, вынудившие меня совершить, казалось бы, невозможное. И конечно, Маркус спас мне жизнь, заставив вовремя сойти с поезда: без его помощи мне скорее всего не привелось бы похвастаться результатами своей работы. Да, все это так. Но не последнюю роль сыграли и мои собственные смелость и упорство. Все мои страхи, бессонные ночи и риски оказались не напрасными: я не только раздобыла важную информацию, но и доказала себе самой и тем, кто меня окружал, на что способна.

И тогда, осознав все это, я поняла, что больше не желаю двигаться вслепую, подчиняясь воле других людей. Хиллгарту пришло в голову отправить меня в Лиссабон, Мануэл да Силва хотел покончить со мной, а Маркус Логан решил прийти мне на помощь. Я переходила от одного к другому, как жалкая марионетка: с благими или злыми намерениями, все они манипулировали мной, словно пешкой на шахматной доске. Никто из них не был откровенен, не раскрывал свои карты: пришло время потребовать самостоятельности. Я сама могла управлять своей жизнью, выбирать дорогу и решать, как и с кем идти по ней. Впереди меня ждали препятствия и ошибки, осколки, камни и черные грязные лужи. Мое будущее не обещало быть безмятежным — в этом я нисколько не сомневалась. Однако не хотела двигаться вперед, не зная, что меня ждет и с какими рисками придется столкнуться, просыпаясь каждое утро. Я желала стать наконец хозяйкой своей жизни.

Эти три человека — Маркус Логан, Мануэл да Силва и Алан Хиллгарт — каждый по-своему и, вероятно, даже не подозревая об этом, помогли мне вырасти всего за несколько дней. Или, возможно, я уже давно понемногу росла и до сего момента просто не осознавала этого. Скорее всего с да Силвой мне никогда больше не суждено встретиться; Хиллгарт и Маркус, напротив, должны были надолго задержаться в моей жизни, я в этом не сомневалась. И мне бы хотелось, чтобы один из них оставался таким же близким, каким был для меня этим утром, и между нами сохранилась та нежность, воспоминания о которой все еще вызывали во мне трепет. Однако сначала требовалось обозначить границы. Ясно. Отчетливо. Подобно тому как расставляют межевые знаки или проводят по земле черту.

Вернувшись домой, я обнаружила на полу конверт, просунутый кем-то под дверь. На нем был штамп отеля «Палас», а внутри — карточка с написанными от руки строчками.

«Я возвращаюсь в Лиссабон. Уезжаю послезавтра. Жди меня».

Разумеется, я буду ждать. Чтобы организовать, где и как, мне потребовалась всего пара часов.

В тот вечер я снова, без малейших угрызений совести, пренебрегла указаниями, полученными от своего руководства. Во время нашего разговора, продолжавшегося более трех часов, закончив подробный рассказ о встрече на вилле да Силвы, я спросила Хиллгарта насчет списков, о которых он поставил меня в известность после инцидента на ипподроме.

— Пока все остается по-прежнему — на сегодняшний день, насколько нам известно, нет никаких изменений.

Это означало, что мой отец числился среди приверженцев англичан, а я — на стороне немцев. Это было досадно, потому что настал момент, когда нашим путям предстояло пересечься.

Я явилась к нему без предупреждения. Стоило мне войти в подъезд, и призраки прошлого неистово всколыхнулись, напомнив, как мы с мамой, охваченные волнением, поднимались по этой лестнице. К счастью, эти призраки быстро исчезли, а следом за ними улетучились и печальные воспоминания.