Семь клинков во мраке - Сэм Сайкс

Но все, что я хотела сказать, обращалось пеплом во рту, душило меня, когда я пыталась это выговорить. И когда она взглянула на меня в ожидании, сказать мне было нечего.

А потом раздался звук грома. И все стало неважно.

Я обернулась на звук и в окутанном дымом небе увидела птиц, чьи огромные крылья поднимали столбы пепла и раздували пламя. Из-за их спин сверкнули дуги молний, громовые стрелы обрушились на город внизу, круша укрепления, баррикады и все вокруг.

Я услышала песнь Госпожи. Увидела вспышки фиолетового света на улицах. Взрезающие воздух порталы собрались ореолом вокруг мастера дверей, создавшего их. В следующее мгновение войска в имперской фиолетовой форме, с оружием, сверкающим льдом и пламенем, вышли из дюжины точек.

– Рассредоточиться! – выкрикнул один из офицеров. – Найти предателя Вракилайта! Убить любого, кто попытается…

– Десять тысяч лет!

Боевой клич Революции сотряс воздух, когда они вышли из-за баррикад. Грохот ружей и пушек столкнулся с шипением пара и треском пламени, когда противники сошлись среди города, утопленного в крови, вспышках огня и грохоте снарядов.

Я взглянула на Лиетт и сказала всего одно слово:

– Иди.

Она заморгала, беспомощно открывая рот. Но ни произнесла ни звука. Она сунула руку в карман и достала оттуда маленькую коробочку. Вложила мне в руку, сжала пальцы и отвернулась.

– Выживи, – сказала она. – Иначе я тебя убью!

Какая бессмыслица.

Но я ничего не ответила, пока она не скрылась за углом.

Глянув на коробочку, я открыла крышку. Мое лицо, искаженное отражением, изуродованное нацарапанными символами, смотрело на меня из пятнадцати металлических кругов.

Какофония закипел от радости.

Патроны.

Она сделала для меня еще патронов.

Я резко втянула воздух. Вытащила три. Достав револьвер из кобуры, вложила патроны в барабан и защелкнула. Его нетерпение горело так ярко, что, казалось, моя рука сейчас вспыхнет.

Было больно.

Но это не самая сильная боль, которую мне довелось испытать.

Я опустила голову и попыталась отрешиться от звуков приближающегося конца света. Тело болело – раны не заживали, дыхание не восстанавливалось, каждая косточка дрожала, стоило мне сделать шаг. Но я продолжала бежать. Продолжала дышать. Не поднимая глаз от земли, мчалась вниз по улице туда, где оставила Враки.

Меня окружали звуки войны. Сверху вопили крикайские птицы, вторя раскатам грозострелов, посылающих дуги электричества на город. За спиной мертвая тишина воздвигала стену, заглушая крики умирающих. И там, где не было тишины и стонов, воздух заполнял гротескный хор отрывистых ружейных выстрелов.

Слуха коснулась песнь Госпожи. Шелест дыма предшествовал реву пламени. Я резко остановилась. Извергнувшийся вулкан выбросил из окон и дверей соседнего здания огненные потоки, словно многоголовый дракон. Из его пасти выбегали, падая, обугленные и горящие тела революционеров, крича, пока пламя пожирало их. Имперский мастер жара, руки которого пылали, спокойно вышел следом и отправился искать новых врагов, чтобы испепелить.

Я побежала дальше.

Перепрыгнула через тлеющего революционера, тянущего ко мне почерневшую руку. Я ничем не могла ему помочь. Или остальным. Только Кэврик мог спасти людей. Все, что могла я, это найти Враки и прикончить его. Как бы плохи ни были дела, будет хуже, пока вокруг носится Дарование.

Я вернулась к северным воротам и обнаружила только лужу крови. Может, он сбежал. А может, просто телепортировался. Но я знала, что он жив.

Потому что я не убила его.

Я закрыла глаза и обратилась в слух. Вбирала звуки выстрелов и ревущих пожаров, крики птиц и жужжание машин, смерть и кровь, рушащиеся дома. И во все это месиво гармонично вплеталась песня Госпожи.

Приметила одно место.

Я глянула на соседнюю улицу. На узком перешейке между домами я услышала тихий звук. Голос Госпожи… но скорбный. Все еще песня, но не утонченный хор, к какому я привыкла. Скорее… панихида.

Я достала Какофонию и последовала за ней.

Подозрение росло с каждым шагом. Его путь отмечали трупы. Пронзенные революционеры дергались на каменных шипах, растущих из земли. Имперских магов и солдат расшвыряло по стенам, разорвало на куски, как бумагу. Гончие-ниты сломанными куклами лежали и стонали в пыли. Оружие – от маленьких штык-ружей до массивных пушек – валялось искореженное и разорванное на куски, как надоевшие ребенку игрушки.

Звучит херово, конечно, но пейзаж был безмятежен. Смерть и разрушения были настолько абсолютными, что заглушили тревожные звуки битвы. Словно вся война замерла в тихом благоговейном ужасе перед этой бойней.

Дарование не платил Мену за свою магию, но это не значило, что его сила бесконечна. Магия стоила Враки сил и огромной концентрации. Он в панике, встревожен.

Слаб.

Я следовала тропой бойни по улицам города, вслушиваясь в прерывистую песню. Она вела меня по окровавленной земле, сквозь леса металла и льда, пока я не остановилась перед дверями магазина.

«Тысяча мелочей Селмана».

Просто скромный магазинчик вдали от главной улицы. Слишком маленький, чтобы быть полезным. Не найдешь, если не знаешь, где искать.

И здесь Враки Врата решил дать свой последний бой.

Иронично. Или поэтично? Или просто совпадение. Я потом попрошу кого-нибудь разобраться, когда он умрет.

Крепче сжав Какофонию, я глубоко вздохнула и пинком распахнула дверь. Я повела револьвером вдоль полок, заставленных мешками с рисом и сушеным мясом, вдоль бочонков с соленьями. Меня приветствовала темнота. Хозяин давно сбежал, бросив все. Следы черных пятен вели за стойку, к открытой двери и лестнице вниз.

Оттуда, из темноты раздавалась печальная мелодия.

Я держала взведенный револьвер перед собой, с каждым шагом я была готова спустить курок и всадить поток огня и льда в лицо Враки, как только увижу его. Но не увидела. Когда я нашла его, он стоял ко мне спиной.

Он сидел в темной луже и, казалось, ничего не замечал. Его внимание было приковано к вращающейся световой сфере перед ним, крошечному эху великого портала, который он раскрыл над Собачьей Пастью. Его песня, так не похожая на тот визг, казалась одиноким шепотом. Жалкого света едва хватало, чтобы осветить бледное потное лицо мага, пристально вглядывавшегося в него.

Как будто он мог понять.

– Странно, что мы так и не поняли, да? – прошептал он. – Мы столько раз слушали ее песню, но так и не догадались, что это язык, не говоря уж о том, чтобы попытаться понять его.

Он протянул к сфере руку, словно хотел коснуться, и свет задрожал, хрупкий и слабый.