Семь клинков во мраке - Сэм Сайкс

Враки Врата, чьи губы произносили заклинания, обрекающие на смерть целые миры, беззвучно раскрывал рот и никак не мог подобрать слова. Враки Врата, чьи глаза горели благосклонностью Госпожи, бросил на меня взгляд обиженного ребенка, которого застали за кражей сладостей перед ужином. Враки Врата, чьи планы низвергли Империум, не мог придумать, что сказать.

Он отступил назад и ссутулился. Он что, всегда был таким тощим? Он смотрел под ноги и облизывал губы. Он всегда так нервничал? В моей памяти он был огромным, как тень, нависшая надо мной. А человек передо мной – тощий, нервный слабак, который не может смотреть мне в глаза. Я его не узнавала. А может, я никогда не видела его? И теперь он настоящий?

Враки Врата, последнее Дарование… Враки Врата, Бич Шрама…

Враки Врата, величайшее оружие, когда-либо использованное за и против Империума…

Мелочный, жадный, злобный и завистливый, как любой кусок дерьма из сточной канавы.

Меня затошнило только от одного взгляда на него. Я так злилась, что готова была оторвать руки, лишь бы добраться до него. Но сильнее всего я чувствовала холод отвращения.

– Ебать меня в рот, Враки, – прошептала я, – ты всегда был таким пошлым?

– Тихо! – зашипел он.

– Это все было из-за силы? Все твои высокие идеи? Все вдохновенные речи? Ты просто не чувствовал себя уникальным? Как оперный злодей?

– Замолкни. – Его шипение обернулось рыком, он хмуро глянул на меня.

– Даже не из особо приличной оперы. С такой силой ты мог стремиться к чему-то большему, чем двуручный дешевый кусок…

– ЗАТКНИСЬ!

Он вскинул руки над головой. Из раскрывшихся порталов взвились клинки. Они переплелись, слившись в одно большое копье из камня и шипов. Его вой был таким громким, что заглушал песнь Госпожи. Его крик был таким отчаянным, что поглотил звуки пламени и резни. Таким громким, что никто из нас не услышал жужжания тетивы.

Как и свиста стрелы.

Ни даже звука влажного взрыва, когда она пробила ему бок.

Он замер, моргая. Посмотрел вниз и увидел красное пятно, расплывающееся на одежде. И второй раз за день он не нашелся, что сказать.

Но, должна признаться, в этот раз его молчание понравилось мне больше.

Я глянула поверх его головы на далекую крышу. Она была тусклой в тени заходящего солнца. Но я заметила дым, поднимающийся от тетивы огромного арбалета, который она несла. Увидела отблеск света в ее очках. Не знаю наверняка, но мне нравилось думать, что Лиетт в этот момент улыбалась.

– Джинду…

Я повернулась к Враки. Ледяное копье раскололось, рассыпавшись осколками вокруг него, когда он упал на колени, схватившись за бок. Я почувствовала, как мои путы слабеют, превращаясь в пыль. Враки закрыл глаза и закричал.

– ДЖИНДУ!

Я услышала песню Госпожи еще до того, как увидела его. Размытым пятном Джинду мчался по улице, запрыгивая на карнизы зданий, обнажив клинок и устремив взгляд на далекую крышу.

После, оборачиваясь в прошлое, я думаю, что я могла убить Враки прямо там. Он был ранен, растерян и истекал кровью. У меня оставался один выстрел. Я могла всадить ему пулю в голову, покончив раз и навсегда.

Но тогда я не думала. Я чувствовала.

Ноги дрожали, пока я бежала. Сердце выпрыгивало из груди.

Ее имя врезалось в разум, как нож.

Лиетт.

Я подхватила еще один ствол с ближайшего трупа и проверила, заряжен ли он. Я понимала, что не успею к ней первой. Джинду был быстрее меня, быстрее человеческого глаза. Я видела, как Джинду прыгает с карниза на крышу здания, на следующую, и вот он уже совсем рядом с той, на которой стояла Лиетт.

Не успеваю, не успеваю, недостаточно быстро, недостаточно быстро, не могу, не могу…

Слова в голове растворялись в тишине. И сквозь панический крик внутри черепа я услышала четыре прозрачных и холодных слова.

Он нападает со спины.

А после я уже не думала.

Я остановилась так близко, как смогла. Подняла ствол и навела его на Лиетт. Снизу я видела смятение и страх на ее лице, когда она увидела меня, направляющую на нее оружие. Я глубоко вздохнула и задержала дыхание.

Моргнула.

Открыла глаза.

Джинду возник за ее спиной, обнаженный клинок сиял, его глаза были холодны и сосредоточены на ее шее.

Я выстрелила.

Он замахнулся.

Небо окрасилось кровью.

Я услышала крик Джинду, когда пуля пробила ему плечо. Услышала вскрик Лиетт, когда клинок, не задев ее шею, полоснул по спине, и она упала с крыши. Слышала, как ноги чавкают по грязи, когда я бросилась вперед, прыгнула, протягивая руки, чтобы поймать ее. Услышала, как ударилось о землю тело, когда упала на живот.

Правда, я не услышала звука, с которым она приземлилась на меня, но, пари держу, он был противный. Она, морщась, сползла с меня. Я посмотрела вверх, и она протянула мне руку. С ворчанием Лиетт помогла мне подняться, сжала мои пальцы и положила ладонь на плечо. Она пристально глянула на меня, и на мгновение я забыла, что сделала.

– Ты вернулась за мной, – прошептала я.

– Вернулась, – кивнула она, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. – Ты спасла меня.

Я кивнула на кровь, сочившуюся из раны на спине.

– Почти.

– Я справлюсь. – Она глянула поверх моей головы на огни и трупы, украшавшие город. – Возможно.

– Нужно убраться отсюда, – рыкнула я. – Здесь небезопасно.

– Все нормально, – уперлась она. – Я справлюсь.

– Ты не создана для такого.

Не мигая, она смотрела на меня.

– Я только что подстрелила человека. Вполне себе.

– Из гигантского арбалета, да, – ответила я. – Но он не человек, он Дарование и…

– И я пробила ему гребаные кишки. – Она сбросила мою руку. – Я справлюсь, Сэл. Я должна тебе помочь. Должна…

– Ты должна уйти.

– Он почти убил тебя. – В ее голосе проскользнула паника. – Ты не справишься с ним в одиночку. Если он жив, тогда…

– Тогда ничего не меняется, – сказала я, беря ее за руки. – Я уничтожаю все, к чему прикасаюсь. Я сожгу этот город дотла, и неважно, выживу я или умру. Но я не позволю тебе сгореть вместе с ним. – Я задохнулась. – Ты была права… ты всегда права. Ты…

Я прижала пальцы к губам. Втянула запах масла, Праха и цветов, которые видела во сне. Я закрыла глаза, стараясь не замечать, как она вздрагивает и прерывисто дышит.

Будь мы в опере, я бы сделала на этом месте замечательную увертюру. Мы бы признались друг другу в истинных чувствах, я бы во всем разобралась, и мы ушли бы со сцены вдвоем. Я всегда считала, что у меня есть речь или хотя бы пара хороших слов на такой случай.