Голландская республика. Ее подъем, величие и падение. 1477-1806. Том 1 - Джонатан И. Израэль

Гроций, элитарий с головы до пят, с пренебрежением относился к желчному стилю пропагандистской войны. Тем не менее он тоже вступил в борьбу, опубликовав то, что Слейд назвал его «длинной и напыщенной речью», — многословное разглагольствование, с которым он выступил в качестве делегата Штатов Голландии перед амстердамским городским советом в апреле 1616 г. в виде последнего средства убедить Амстердам не сопротивляться церковной политике режима. В этом тексте Гроций объяснял свою религиозную идеологию «общественной Церкви», по современным понятиям гремучую смесь терпимости и нетерпимости, настаивая на незаменимости и неделимости общественной Церкви и необходимости для государства поддерживать ее гегемонию над другими Церквями, так как она является основой социальной, моральной (и, в конечном счете, политической) стабильности; «даже в королевствах разделение общественной религии чрезвычайно опасно; но в республиках оно становится сущим бедствием». Но это внешнее единство должно было сочетаться с внутренней терпимостью и доктринальной гибкостью. Пока фундаментальные догматы христианского вероучения оставались незыблемыми, те из них, которые носят второстепенный характер, должны быть открыты для дебатов. Республика, которая даровала свободу совести, доказывал он, подвергается постоянному риску распада из-за стремления к доктринальному единообразию: бескомпромиссный конфессиональный подход может привести только к внутренним разногласиям, поэтому, если гомаристы и дальше будут упорствовать, они разорвут общественную Церковь на враждующие части. Гроций приводил в пример спектр голландских анабаптистов, «среди которых уже существует столько сект, что едва ли кто-нибудь упомнит их количество или все их названия».

Гроций пытался отделить фундаментальные догматы христианской веры, включая Троицу, от вторичных элементов, включая предопределение, где конфессиональное единство было недостижимым. В основе его христианской республиканской идеологии лежало использование гуманистической учености в кампании по убеждению общества, что Штаты Голландии и общественная Церковь, поддерживаемая Штатами, полностью привержены истинному христианству, но одновременно отвергают догматическую нетерпимость, сохраняя широкую, но также узаконенную, терпимость к отличающимся доктринам среди ее проповедников. При помощи Воссия Гроций в этот критический момент посвятил много времени изучению пелагианства и социнианства — учениям, склонностью к которым контрремонстранты с самого начала заклеймили Арминия, Ворстия и всех ремонстрантов. Гроций, который устроил назначение Ворстия регентом в колледж Штатов в Лейдене в 1615 г., всячески поощрял изучение им пелагианства и полупелагианских ересей. Цель 800-страничной «Historia Pelagianismi» Ворстия (Лейден, 1618) заключалась в том, чтобы доказать отличие ремонстрантов от пелагиан. Подобным образом, в своей «Defensio… adversus Faustus Socinum», изданной годом ранее, Гроций намеревался показать, что ремонстранты не были социнианами, и тем самым очистить ремонстрантов и правящий режим от самых вредоносных обвинений его противников, неопровержимо утвердив веру в Троицу. Однако, доказывая это, он столкнулся с такими трудностями, что его труд в конечном счете просто продемонстрировал слабость аргументации против антитринитаризма.

Контрремонстрантские теологи подвергали нападкам Гроция, Ворстия и Друзия, светоча религиозной мысли Франекера, который после продолжительного молчания публично заявил о своей поддержке учения ремонстрантов, набросившись на Любберта, которого он (как и Гроций) обвинял в намерении распространить, вместо того, чтобы пресечь, социнианство в Соединенных Провинциях. Любберт попытался организовать теологическую контратаку в университетах, но контрремонстрантам не хватало эрудиции их соперников. Особую известность приобрел конфуз, постигший нового профессора, Херманна Равенспергера из Гронингенского университета. Опубликовав свой ответ Гроцию о социнианстве, который, по замыслу автора, должен был не оставить и камня на камне от его труда, он получил в ответ такую уничтожающую отповедь от Ворстия, что от него пострадала репутация университета. «Сенат» Гронингенского университета был вынужден приказать своему бездарному представителю умолкнуть.

Арминиане выиграли интеллектуальную битву, но проиграли политическую. К лету 1617 г., после волнений в Амстердаме, Гааге, Бриле и Оудеватере, и открытой поддержки контрремонстрантов штатгальтером, атмосфера стала настолько угрожающей, что Олденбарневельт и его союзники чувствовали себя, как в осажденной крепости. Власть над Голландией ускользала из их рук. Чтобы укрепить свое неустойчивое положение, они пошли в августе 1617 г. на шаг, который предвосхищал финальный акт драмы и привел к падению режима. Это было принятие так называемой «Решительной Резолюции», утвержденной, несмотря на решительные возражения шести городов, известных в кругах гомаристов под названием «добрых городов» — Амстердама, Дордрехта, Энкхейзена, Эдама, Скедама и Пурмеренда. «Решительная Резолюция» от 4 августа 1617 г. наделила голландские города полномочиями вербовать специальные вооруженные отряды, известные как «ваардгельдеры» (waardgelders), для поддержания порядка в каждом городе. Они должны были приносить присягу муниципалитету, на жаловании у которого находились. Резолюция также объявляла, что все подразделения регулярной армии, которые находились на содержании Голландии, должны были в первую очередь соблюдать верность провинциальным Штатам, а не Генеральным Штатам. Это утверждение, что суверенитет в Соединенных Провинциях принадлежит всецело провинциальным властям, вызвало неописуемый гнев контрремонстрантов. Всегда заботившиеся о том, чтобы подчеркнуть свой патриотизм, поддерживая Унию в политике, как и кальвинистскую ортодоксию в Церкви, сторонники «доброго дела» использовали «Решительную Резолюцию» для того, чтобы обвинить своих оппонентов в предательстве национальных интересов и даже в скрытом пособничестве Испании. Штатгальтер Мориц объявил «Решительную Резолюцию» «оскорблением истинной реформатской религии и нашей особы». К 1617 г. контрремонстранты открыто заявили о противопоставлении ремонстрантов и «истинной христианской реформатской религии», словно это были два отдельных вероисповедания, вступивших в конфликт, который должен был привести к еще более худшим последствиям. Пошли разговоры о гражданской войне. Мориц, видя опасность, действовал, как и в большинстве своих военных кампаний, с величайшей осторожностью.

Трения охватили большинство голландских городов. Не остался в стороне и Утрехт, в котором царило спокойствие, напоминавшее затишье перед бурей, но где городской совет, понимая, что ситуация «во многих местах в Голландии все больше и больше вела к распре и раздорам под предлогом религии», и что в самом Утрехте также весьма вероятно возникновение беспорядков, после принятия «Решительной Резолюции» нанял для службы в Утрехте 600 ваардгельдеров. Когда войска прибыли на место, городской совет провел новую чистку городской милиции от воинствующих контрремонстрантов, ссылаясь в оправдание своих действий на тревожное положение в Лейдене.

Действительно, наибольшей остроты противостояние достигло в Лейдене, городе, который Карлтон в 1617 г. называл «источником этих распрей». К сентябрю 1617 г. городской совет так опасался неизбежной вспышки народного гнева и нападения на ратушу, что принял решение перегородить и окружить баррикадами центр города (см. илл. 11), приказав ваардгельдерам нести дежурство на баррикадах и сдерживать враждебные скопища людей на расстоянии. 3 октября — в годовщину снятия великой лейденской осады — произошли стычки между горожанами и ваардгельдерами, в которых несколько солдат были ранены брошенными камнями, а один убит. Испытывая сомнения в надежности милиции, регенты попытались обезопасить свое положение, утвердив в январе 1618 г. новую присягу. Изъяв из текста присяги сакраментальную фразу, принятую во время Революции, которая обязывала милицию относиться к Филиппу II и его «приверженцам» как к врагам, регенты заменили ее обязательством оказывать помощь бургомистрам при подавлении всех народных бунтов. Это была очевидная попытка склонить милицию к поддержке регентов в случае контрремонстрантских протестов среди горожан. В результате многие отказались присягать, и от 500 до 600 человек в итоге были исключены из рядов милиции. Вскоре после этого милиция подверглась чистке и в Харлеме.