Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий - Питер Франкопан

К концу 1918 года, всего через несколько недель после окончания войны, Британия сумела добиться желаемого: премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж убедил премьер-министра Франции Клемансо изменить соглашение и передать Британии контроль над Мосулом и окружающими территориями. Это было сделано частично из-за страхов Британии встать на пути Франции в вопросе установления протектората над Сирией, а также из-за намеков на то, что Франция не верна в поддержке Британии в переговорах по вопросу Эльзаса-Лотарингии, которые должны были вскоре начаться. «Что вы хотите?» – прямо спросил Клемансо у Ллойда Джорджа в Лондоне. «Я хочу Мосул», – ответил премьер-министр Британии. «Он у вас будет. Что-нибудь еще?» «Да, – последовал ответ. – Я также хочу Иерусалим». Ответ был тем же: «Вы его получите». «Клемансо был честен и никогда не нарушал своего слова», – вспоминал высокопоставленный чиновник, который слушал Ллойда Джорджа[1426].

Целью британцев также стала Палестина из-за ее расположения, благодаря которому она могла служить буферной зоной, защищающей от посягательств на Суэцкий канал, который являлся одной из важнейших артерий империи и контроль над которым был установлен в 1888 году. Британские войска были отправлены в Багдад, чтобы подойти к Палестине с юга и, что менее вероятно, с востока, а летом 1917 года Томас Эдвард Лоуренс появился со стороны пустыни, чтобы захватить Акабу. Через несколько месяцев пал Иерусалим, несмотря на яростную контратаку седьмой и восьмой османской армий под предводительством генерала Фалькенхайна, который ранее, во время войны, был начальником штаба армии Германии. Британский генерал Эдмунд Алленби вошел в город пешком, отдавая дань уважения после захвата города, который британский премьер-министр позже назвал «рождественским даром британцам»[1427].

Палестина была важна по многим причинам. В Британии росла тревога вместе с увеличением еврейской иммиграции, причем число прибывающих из России в период между 1880 и 1920 годами увеличилось в пять раз. В начале двадцатого века началось обсуждение возможного предложения еврейским эмигрантам селиться в Восточной Африке, но к тому времени как началась война, внимание переключилось на Палестину. В 1917 году письмо, написанное министром иностранных дел Артуром Бальфуром лорду Ротшильду, просочилось в лондонский The Times. Там говорилось о том, что «Правительство Его Величества с одобрением (рассматривает) возможность создания в Палестине национального очага для евреев»[1428]. Эта идея стала известна как Декларация Бальфура и была позже представлена Палате лордов как частичное решение большой и постоянной еврейской проблемы[1429].

Хотя отстаивание дома для европейских евреев, несомненно, привлекло внимание, Британия рассматривала Палестину как возможный объект нефтепромысла и удобное место для постройки конечной станции трубопровода, соединяющего Средиземноморье. Это могло сократить путь на тысячи миль, как впоследствии отмечали проектировщики, что может дать Британии «виртуальный контроль над тем, что могло оказаться богатейшим месторождением в мире»[1430]. Было крайне важно, чтобы Британия имела сильные позиции в Палестине и контроль над Хайфой и ее хорошими, глубокими гаванями, которые делали ее идеальной для погрузки нефти на британские танкеры. Кроме того, трубопровод было гораздо легче подвести сюда, чем на север, в контролируемую французами Сирию.

Согласно британской стратегии, Хайфа представляла собой прекрасную станцию для переправления нефти по трубопроводу из Месопотамии. Так и вышло. К 1940 году больше 4 миллионов тонн нефти проходило по трубопроводу, построенному после войны. Этого было достаточно, чтобы обеспечить весь средиземноморский флот. Журнал The Times назвал этот трубопровод «сонной артерией Британской империи»[1431]. Самая большая империя в мире получала огромные количества черного золота, которое доставлялось прямо из сердца мира.

К началу 1918 года все мысли обратились к формированию послевоенного мира и дележке военных трофеев. Проблема заключалась в разнице между сделками, которые заключали политики, вспыльчивые дипломаты и вооруженные картами и карандашами планировщики в европейских столицах, и реальностью на местах. Дележка территорий была отлично спланирована, интересы Британии и Франции должны были быть расширены и защищены, однако все стало гораздо сложнее, когда планы оказались нарушены.

Например, летом 1918 года британский генерал Лайонел Данстервиль получил приказ продвигаться из Северо-Западной Персии к Каспию, в то время как другие старшие офицеры были отправлены наблюдателями на Кавказ с целью удостовериться, что турки не установили контроль над месторождениями в Азербайджане, а также захватить регион к югу от Каспия или получить контроль над Закаспийской железной дорогой, которая вела к афганской границе. Это было классическое затягивание миссии, которая наверняка должна была обернуться катастрофой. Продвигающиеся турецкие войска окружили Баку, заперев Данстервиля внутри на шесть недель, прежде чем ему позволили уйти. После того как город сдался, последовали ужасные сцены кровопролития[1432].

Паника охватила чиновников индийского управления в Лондоне. Они лихорадочно искали одобрения отправки людей в Центральную Азию с целью отслеживания того, что будет происходить после возрождения Турции и спада в России, – массовые беспорядки и демонстрации в Самаркандском районе, Ферганской долине и Ташкенте сыграли свою роль в революциях, вспыхивающих по всему миру[1433]. «Эффективный контроль над местным населением в Туркменистане был прекращен, – писал государственный секретарь наместнику лорду Челмсфорду в начале 1918 года, – из-за распада центрального правительства в России и полного падения дисциплины в русской армии»[1434].