Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню - Вера Камша

– Да, я это заметил.

Бермессер, когда решал утопить свидетелей своей трусости вместе с кораблем, белоглазым не был. Вирстен был, но скрывал свою суть неделями, если не дольше. Бруно остается собой и, как может, спасает Дриксен, что не мешает ему ловчить с наследниками и изобретать казни, от которых мутит флагманского палача… Старый бык не уймется, он на это просто не имеет права, значит, до лета принц Зильбершванфлоссе так или иначе подберет себе «жену» и велит полковнику Фельсенбургу… «приложить все усилия во имя будущего кесарии». И ведь придется прикладывать, из дяди Иоганна путного кесаря не выйдет, а бабушке скоро семьдесят…

– Вспоминаете нечто омерзительное?

– Я его не забываю. Если мы… я имею в виду Дриксен, до зимы не покончим с мятежами и не уничтожим белоглазых, нас ждет безнадежное… озверение.

– Придется вас огорчить. – Савиньяк резко осадил Грато. – Даже если мы, я имею в виду еще и Талиг, справимся, неизбежны злоупотребления всех видов и ошибки, но это если справимся. Куда вероятней, что мы всего лишь покончим с нынешними вожаками, гонять же бесноватых мародеров придется три, пять, семь лет.

– Значит, будем гонять. Мы… и вы привыкли к войнам.

– Другим. Полагаю, вы отличите лесной пожар от болотного? Золотые Земли будут тлеть, как торфяники в сухое лето. Все будет решать сила и многое – подлость, в сравнении с которой даже суд над вашим адмиралом покажется образцом благородства. Разница между хлебнувшими скверны трусами и умниками, решившими, что лучше быть хищником, чем добычей, сотрется быстро. Прибавьте к этому дезертиров и неминуемо высвобождающихся после окончания больших войн солдат, то есть людей с оружием, которым нужно себя кормить. Кто-то попробует вернуться к мирной жизни, кто-то примется грабить и убивать, кто-то станет за плату гонять грабителей, а кто-то в зависимости от обстоятельств будет то охранником, то мародером. Жестокость и подозрительность станут обыденностью, равно как и доносительство, и охота на бесноватых или тех, кого объявят таковыми. Вывод из этого единственный, как и выход.

– И пусть! – Затыкать течи нужно немедленно и без вывертов. – Сейчас первым делом нужно давить нам Марге, а вам – дуксию.

– Вы забыли четырежды божественного Ореста, хотя это как раз понятно: Гайифа от Дриксен далеко, – маршал отпустил поводья, Руппи тоже поспешил обрадовать заскучавшего Морока. – Рядом с Дриксен Гаунау, и она здорова, здоровее и вас, и нас.

– Я не собираюсь ссориться с Хайнрихом! Можете не верить, но он мне нравится.

– Можете не верить, вы ему тоже, вернемся, однако, к нашим очевидностям. – На собеседника брат Арно больше не смотрел, вернее, смотрел не на собеседника. – Очевидно, что бандитов и мародеров, как бесноватых, так и обычную, дождавшуюся своего часа сволочь, следует безжалостно уничтожать. Очевидно, что не менее безжалостно надо выпалывать тех, кто под видом борьбы со сволочью обделывает собственные делишки. Очевидно, что надо восстанавливать разрушенное и защищать тех, кто этим займется. Все это можно делать традиционным военным путем, и это будет делаться, но если отыщется способ не традиционный и не военный, его нужно испробовать обязательно.

– А… А такой способ может отыскаться?

– Это опять-таки семейный разговор.

– Один раз я уже согласился сойти с ума и… признать своим отцом герцога Алва. Получилось неплохо.

– Как правило, повторять единожды сделанное легче, но бывают исключения. – Савиньяк погладил внезапно напрягшегося жеребца. – Первый раз я прыгнул со скачущей лошади без колебаний, второй пришлось себя заставлять. Вышло не сразу, но в пятнадцать лет я мог позволить себе страх. Сейчас это исключено.

2

«Любезный господин Валме, прошу Вас ровно в час пополудни быть в Старом Арсенале возле «Осады Ноймара». Надеюсь на Вашу скромность и умоляю сжечь это письмо. Принцесса-Лань».

Послание, сам того не осознавая, доставил Готти, сопровождавший на утренней королевской прогулке Валентина с Арно. Зачем им потребовался волкодав, молодые люди не объяснили, но, похоже, для защиты виконта Сэ от взволнованных дев одного Спрута было мало.

Занятый составлением еженедельного посольско-сыновнего отчета и не желавший по такому случаю отвлекаться даже на пса, виконт охотно отпустил свое сокровище, и вот кто-то исхитрился сунуть за ошейник письмо.

– Вы это видели? – строго вопросил виконт допивавшего шадди Придда.

– Да, – подтвердил тот, – мы уже прощались, когда Гизелла Ноймаринен уронила перчатку. Разумеется, я ее поднял.

– Вы вежливы, – одобрил подобное поведение Валме. – А чем в это время был занят виконт Сэ?

– Беседой с ее высочеством.

– Вероятно, он этим занят по сию пору?

– Никоим образом. Виконт Сэ вместе с графом Васспардом сопровождает на конной прогулке госпожу Скварца, которая, в свою очередь, опекает нескольких фрейлин.

– Очаровательно, но почему их не сопровождаете вы с Готти?

– Это могло бы привести к потере или порче письма. Кроме того, мне нужно перед отъездом посоветоваться с мэтром Инголсом. Мы условились на час пополудни.

– Засвидетельствуйте мэтру мое почтение, – с некоторой рассеянностью попросил виконт, глядя на часы. На свидание он успевал, если, разумеется, записка дошла по адресу. – Валентин, не сочтите за праздное любопытство, но вы держали Готти у ноги или предпочли взять письмо и вернули его на место уже на моем пороге?

– Мне не кажется правильным ограничивать свободу собаки.

– Да, это нежелательно, – подтвердил Марсель, и Спрут отправился к своему мэтру, а виконт – в гардеробную.

Старый Арсенал предполагал военное платье, и наследник Валмонов натянул мундир, не без удовольствия отметив, что поверженное пузо даже не пытается вернуть былое величие. Шпагу Валме выбрал походную, а от орденов по некотором рассуждении отказался, обоснованно полагая, что девица Ноймаринен не заметит, даже нацепи собеседник на шею морковку. «Принцесса-Лань» была откровенно влюблена, и отнюдь не в партнера по затеянной матерью мистерии. Безответная любовь, танец и политика – все повторялось, не хватало только дядюшки Шантэри и отравы.

– Охраняй, – велел Марсель набегавшемуся псу, кладя перед ним послание, сжигать которое было преждевременно. Готти зевнул и с чувством выполняемого долга водрузил морду на лапы. Письмо было в безопасности, но сам Валме ступал на довольно-таки зыбкую почву. Юная герцогиня, к которой он пробирался достойными баллад коридорами, была особой порывистой, упрямой и гордой. Такие сплошь и рядом норовят выскочить замуж назло не павшему к их ножкам красавцу; красавец же мало того, что не падал, еще и наигнуснейшим образом рвался в армию. О женитьбе младшего из Савиньяков по расчету речь тоже не заходила, но у ревности глаза даже больше, чем у страха, а бедняжка Гизелла ревновала к доброй полудюжине фрейлин во главе с златокудрой Иоганной, которой роковой виконт – о ужас – дважды подал прохладительное! Если это случится вновь, с Гизеллы станется броситься на ловлю жениха. «Чтобы этот понял: ей все равно, все равно, все равно…»