Книга историй - Аракел Даврижеци

счастливый день и снова посадили его на царский трон. И ныне он здоров и благополучен, называют и везде пишут имя его — шах Сулейман[779]

/666/ ГЛАВА 57

Причины написания сей «Книги, историй», а также и памятные записи автора

Благословение, благодарение и славословие господу моему и спасителю Иисусу Христу, который дал мне, недостойному, слабому и ничтожному служителю слова, по имени Аракел, в конце века моего, на склоне лет, [возможность] заново ожить и вновь изложить и продвинуть вперед эту книгу, названную «Книгой историй», а также довести ее до завершения, что и было исполнено.

Посему, пав ниц, со слезной мольбой взываю к Нему и говорю: «Благодарю Тебя, Христос, бог мой, благословляю Тебя и святую родительницу Твою, светозарный храм и обиталище Твое Святой Эчмиадзин. господь мой и бог мой Иисус Христос, все дарованные блага — Твои и твоих ближних; Ты есть Слово и дарующий слово, [Ты есть] Письмо, и Пишущий, и все Снаряжение для письма. Будь вместе с Отцом Твоим — Создателем и /667/ Духом-украшателем благословен во веки веков всеми тварями. Аминь.

Теперь прерву речь свою и расскажу о достойных уважения и величавых людях и философах, пресытившихся искусством философии, о святых, украшенных действенными добродетелями, и да будет известно [о них] единоверцам по рождению в святой купели во Христе. И еще с великой мольбой прошу не презирать и не обвинять меня за то, что предпринял я [дело], превышающее мои возможности. Как будто надменно и дерзко, уповая на храбрость свою, предприняли мы это дело, искони превышающее возможности наши. Кроме того, повеление трижды блаженного и увенчанного Христом патриарха и воспреемника Святого Эчмиадзинского Престола владыки Филиппоса, католикоса всех армян, вынудило нас [приняться за труд сей], ибо сам многомудрый патриарх владыка Филиппос и все мудрые, добродетельные и престарелые мужи, жившие до него и при нем и видевшие все эти события и происшествия, о которых рассказано в сей «Книге историй», а именно: разорение страны армян, пленение и истребление христиан, а также оскудение и ослабление церковного порядка, утрату славы и разорение высокого и христообитаемого Престола Святого Эчмиадзина, а также и восстановление их и другие исторические события, записанные в этом повествовании, — все, что эти люди с большим вожделением и бессмертной мечтой хотели увековечить в памятных записях к сведению следующих поколений, живущих в этом веке, а также тех, что [будут жить] в грядущие годы, — они без конца просили и умоляли католикоса Филиппоса /668/ приказать кому-либо выполнить эту задачу: написать историю. Сам католикос Филиппос тоже проявлял очень большую заботу об этом деле, почему и заставлял то одного, то другого, то третьего взяться за это дело. Многих из своих учеников он уговаривал, надеясь, что кто-нибудь согласится исполнить [его просьбу]. А те, будучи сведущими, знали, как велики трудности, связанные с этим, и не взяли на себя мучений, отстранились и избежали [их]. Поэтому мне, недостойному и презреннейшему служителю слова, по прозванию Аракел, уроженцу города Тавриза, обучавшемуся у этого католикоса владыки Филиппоса, из братии светозарного престола святого Эчмиадзина, здесь же вскормленному и обученному, сюда же приехавшему на старости лет (надеюсь также, что буду погребен в землю под его сенью, дабы быть приобщенным к священнодействию, отправляемому там), — мне, несчастному и презренному, в последнюю очередь был [объявлен] грозный приказ патриарха. И я, несчастный, угодил в тенета этого дела, вырывался, подобно слабому животному, попавшему в силки и тенета и не могущему вырваться из них. Вот столько относительно сих причин.

Во-первых, как показано выше, я не смог обойти приказ патриарха, хотя и при помощи многих посредников заявлял и признавался в своей немощности, [в том], что меня не хватит на это дело.

Во-вторых, не только вынуждаемый католикосом Филиппосом, но наипаче вынуждаемый великодушным и долготерпеливым патриархом католикосом владыкой Иакобом Джугаеци, который после католикоса Филиппоса унаследовал /669/ трон патриарший, Престол Святого Эчмиадзина; и он уговаривал меня [выполнить] сей труд, который я после кончины католикоса Филиппоса забросил, поскольку дело это, как показалось мне, требовало многих усилий и трудов; поэтому я отошел и отказался выполнить его. На какое-то время дело задержалось. Затем святейший патриарх наш, католикос Иакоб, снова напомнил мне об этом, призвал меня к себе и, убедив, вторично поручил мне это же самое дело. И вот я, претерпев множество мук, кое-как собрал столько историй и изложил [их].

В-третьих, сам я, видя разорение страны армян, ослабление народа нашего и злодеяния магометан, [терзался], и сердце мое пылало от горечи и скорби, поэтому и согласился записать [все] это.

В-четвертых и более всего, ради доброй памяти у господа, ибо, видя множество преступлений и снедаемый угрызениями совести, не имея в уединении ничего из благ [мирских], я уповал на бесконечное милосердие человеколюбивого бога, не преминувшего вознаградить за чашу воды[780], и бросил [труд свой], как лепту вдовицы, в сокровищницу господа («Взглянув же, он увидел богатых, клавших дары свои в сокровищницу; увидел также и бедную вдову, положившую туда две лепты, и сказал: „Истинно говорю вам, что эта бедная вдова больше всех положила; ибо все те от избытка своего положили в дар богу, а она от скудости своей положила все пропитание свое, какое имела"» (Лука, 21, 1—4)), надеясь тем самым заслужить отпущение грехов моих непростительных за то, что образ господний я обезобразил в илистой топи. А также в великой надежде уповал я на благосклонное заступничество ваших молитв, когда вы от всей души будете молить всеблагого господа даровать мне, недостойному, милость свою и грехам моим отпущение, подобно тому как благодаря мольбам сестер Лазаря [господь] даровал ему воскресение[781]. Вот с этим намерением и надеждой я взял на себя /670/ такое многотрудное и мучительное дело, требующее большого усердия, потеряв из-за него много дней, обошел много стран и земель в поисках рассказов для [этой] истории, расспрашивал не только христиан, но и иноплеменников и записывал все рассказанное ими. Случалось, что одну и ту же историю, дабы быть уверенным в достоверности, я записывал, повторяя десять и более раз. Потратив девять лет на это и расточив свое имущество, я еле-еле собрал воедино столько историй и записал [их]. И никто не содействовал мне ничем, лишь господь мой Христос был мне споспешником. И еще: когда католикос Филиппос велел мне принять на себя сей труд и я начал работать, я проработал года четыре и собрал часть историй. После кончины католикоса Филиппоса