Голоса Памано - Жауме Кабре

– Неужели ты думаешь, я могла бы все это выдумать, милый?

До семи часов вечера ему не надо было выходить на связь. Если только вечер для него вообще настанет. Лейтенант Марко со своими людьми, подвергаясь смертельной опасности на гребнях гор или в вековых лесах Жердар-де-Сорпе, имели целью спровоцировать различные инциденты в пяти или шести населенных пунктах, расположенных вдали от границы, дабы создать хаос и не позволить франкистской армии подойти к перевалу Бонайгуа. А он проверяет тетрадку Жаумета Серральяка из дома Льизет. Он знал, что Вентура рано или поздно непременно появится в Торене. Поэтому он совершил безумство и, воспользовавшись тем, что холод немного отступил и ученики как старших, так и средних и младших классов вышли на большую перемену во двор, где бегали за тряпичным мячом, поднялся на чердак, включил рацию и, настроившись на волну лейтенанта, сказал хота-пять вызывает Марко, хота-пять вызывает Марко; и вдруг совершенно отчетливо услышал их позывные, поскольку, по всей видимости, они уже находились не в зоне Сорпе, а гораздо ближе. Тогда он сказал волк и пять гиен не вылезают из норы, они все сидят в норе, и тут же прервал сеанс, выключил рацию, спустился с чердака и успел еще разнять Нандо и Алберта из дома Баталья, не на жизнь, а на смерть сражавшихся из-за сомнительного гола.

– Эй, парнишка, подойди сюда, как тебя зовут?

– Жаумет.

– Из какого ты дома?

– Из дома Льизет.

– Из дома каменотеса?

– Да, сеньор.

В кухне Бибиана выстраивала на полке банки с вареньем, надраивала до блеска кухонную плиту и говорила что же с ней такое, что с ней такое, ах, похоже, все слишком серьезно; боль каменной глыбой давит на ее нежную душу, она убьет ее; это ведь не плач, это чистый вой, она словно объявила войну самому Богу. Ах, и ведь у меня нет никакого снадобья против такого безмерного горя! А в это время в гостиной, перед своим портретом, Элизенда изливалась безмолвным и горьким потоком слез, борясь с искушением пойти в школу, крепко обнять Ориола и спрятать его от врагов. Которых она же сама и натравила на него. Тогда она брала в руки фотографию с изображением своего улыбающегося брата и сердитого отца и вновь ощущала у себя внутри гневное кипение, сметавшее все на своем пути, ибо никому нельзя обманывать и предавать меня. А через минуту на нее снова водопадом накатывала река слез, и она говорила Ориол, Ориол, как ты мог оказаться таким вероломным, и это после того, как добился того, чтобы весь мой мир сузился до тебя единственного.

– Девочка… Выпей этот отвар.

– Я же просила не беспокоить меня.

Бедняжка моя. Что же мне делать, что сказать ей? Если бы я могла убаюкать ее и спеть ей песенку о дурочке из Байяски или о тучной корове из Арестуи, но она уже давно не дает себя укачивать на руках, ах, как же нестерпимо болит эта боль.

Настал час холодных полутеней, и дети выбежали из школы, весело визжа, радуясь скорому возвращению домой, где их ждал хлеб с маслом на полдник, а в это время в Валь-д’Аран наступавшие укрепили свои позиции и четко обозначили линию фронта, а франкистские телефоны лопались от натуги, требуя подкрепления. Тайная вечеря, которую он приготовил в тиши пустынной школы, состояла из остатков тушеного мяса, которое ему дала два дня назад Басконес, стремящаяся подкормить патриотов, и которое он с помощью вареной картошки, хлеба и глотка вина растянул на несколько дней; он неизбежно возвращался мыслями к своим женщинам: Розе, своей безымянной доченьке и Элизенде, впавшей в оцепенение при виде его пистолета; а ведь, судя по всему, она на него не донесла. Он вдруг осознал, что безмолвие за окном было более густым, чем обычно. Но еще более странным было молчание Тарги, который так и не явился, чтобы бросить ему в лицо tu quoque, ты хотел убить меня, это ведь был ты, негодяй, убийца, мой Букетик мне все рассказала, она же видела страх в зрачках твоих глаз. Почему ты это сделал, ведь ты мой товарищ? А как же Клаудио Асин? И уроки анатомии доктора Тарги? И каудильо, бляха-муха?

Он услышал торопливые, но нерешительные шаги, и перед ним предстал Жаумет, который всегда передвигался бегом, словно спеша поскорее прожить день; уставившись на мясо, чтобы не смотреть в глаза учителю, он, прерывисто дыша, молча застыл на месте.

– Что случилось, Жаумет?

– Он говорит, что какой-то Оссиан ждет вас в церкви.

– Кто?

– Оссиан.

– Кто тебе это сказал?

– Он говорит, что не может этого сказать. Что это просто друг.

До возобновления связи оставалось полчаса, и если ему суждено сегодня умереть, то он не хотел покидать школу.

– А где святой отец?

– Святой отец в Сеу. Этот человек говорит, чтобы я сказал, что вы с ним друзья.

– Никому об этом не рассказывай. Никогда.

– Нет, что вы, сеньор.

– Хочешь поесть немного?

Жауме Серральяк жадно посмотрел на тарелку учителя, но ответил нет, спасибо, после чего бросился бежать домой, не подозревая, что оказался эмиссаром смерти.

Оставшись один, Ориол подумал о Вентуре; может быть, он задумал налет на мэрию. Бог мой, если это так, то я еще могу спастись. Он отодвинул тарелку и на какое-то мгновение испытал некоторое облегчение; у него даже не возникло мысли о том, что об Оссиане он не говорил ни с кем, кроме Валенти. Он оделся и, проходя через классную комнату, взглянул на доску и подумал доченька моя, будь достойным человеком. Выходя из школы, он что-то нащупал в карманах пальто: там все еще лежали книжечки, которые якобы ему вернула Элизенда. Вопреки всему, он улыбнулся.

– Вот теперь я выпью твоего отвара, Бибиана.

Ориол оглянулся на здание школы, и его охватила внутренняя дрожь, потому что он смотрел на школу с того самого места, с которого они с Розой увидели ее в первый раз и с которого на него потом смотрел Ахилл, когда, залечив раны на лапах и набравшись сил, пес решил возобновить свой немыслимый путь на север по невидимым следам Ива и Фабриса, оставив учителя с разбитым сердцем. Ориол постарался обойти здание мэрии стороной.

– И рюмочку коньяка.

– Но, девочка, если ты…

– Коньяк, Бибиана.

Дверь торенской церкви Сант-Пере была приоткрыта. Он осторожно толкнул ее. Внутри – полная темнота. Он ощутил струю свежего воздуха и сырость и услышал еле уловимый металлический звук. Неожиданно вспыхнул электрический свет: зажглась лампочка над алтарем. Когда он понял, что Вентурой, человеком с черными как уголь глазами, и его людьми в масках оказались алькальд Тарга и его фалангисты, уже было поздно.

– Ну здравствуй, товарищ.

Прощай, подумал Ориол. Прощай, дочка. Прощайте, горы. И посмотрел на пятерых мужчин.

– Здравствуйте, товарищи. Что случилось?

Валенти Тарга сделал знак, и двое из мужчин стремительно вышли из церкви. Валенти сел на скамью и с любопытством смотрел на Ориола, в то время как Баланзо обыскивал его, извлекая на свет божий пистолет, «астру», из тех, что обычно использовали маки, сеньорита, говорю вам как есть.