Голоса Памано - Жауме Кабре

– Мне все равно.

– Что? – уязвленная, негодующая.

– Да, именно так, мама, мне на это наплевать. – Еще более решительным тоном, не давая Элизенде времени на ответ: – Я готов устроить скандал в память о том, что ты устроила мне двенадцать лет назад.

– Пожалуйста, Марсел, имей…

– Тебе вообще не следовало бы здесь находиться, – сухо перебил он Газуля, – так что помалкивай. – Элизенде: – В общем, завтра твоего святого не причислят к лику Блаженных.

– Так, прекрасно. Что ты хочешь взамен?

– Все.

Молчание. Рома Газуль был на грани инфаркта, а Элизенда второй раз в своей жизни подумала Ориол, как же плохо я все делала; твой собственный сын хочет, чтобы я умерла от горя, так же как ты, когда испуганно наставил на меня пистолет, раскрыв все свои секреты; а ведь у него твои глаза и твой профиль. Или вы оба принадлежите к той проклятой породе, что явилась на свет, чтобы умножить мои несчастья? Она в ошеломлении распахнула незрячие глаза, словно они все видели.

– Что значит «все»?

– Ты прекрасно знаешь. Все. И если хочешь, уезжай в свою Торену и молись там сколько угодно за святого Фонтельеса.

Если бы она не была слепой, если бы ей было меньше лет, если бы здесь не было Рома, она бы влепила своему сыну пощечину.

– Ты хочешь убить меня, да?

– Нет, мама, ради бога! Просто пойми, мне уже пятьдесят семь лет и я хочу распоряжаться тем, что по праву принадлежит мне, не спрашивая у тебя разрешения. Ни о чем! Только и всего. Это ведь так просто, разве нет?

– Хорошо. После процедуры беатификации я подпишу документ об отречении от прав на компанию. – Повернувшись к Газулю: – Подготовь его к завтрашнему дню.

– Это ошибка, Элизенда.

Мать и сын разом сказали замолчи, не вмешивайся; и это было единственное, в чем они проявили согласие. Ах да, еще они договорились о том, чтобы Мерче села на самолет в Барселоне и прилетела в Ватикан в длинном темном платье (необходимые расходы ей, разумеется, будут компенсированы). Да, Мерче, исключительно для участия в церемонии, это действительно так. Выслушав аргументы Газуля, Мерче Сентельес-Англезола-и-Эриль, бывшая Вилабру, сказала ну хорошо, договорились, но только на церемонию, и продиктовала семейному адвокату номер своего текущего счета, на который он должен был перевести свои аргументы.

– Что там с «ИКЕА»? – спросила сеньора Элизенда, когда все было улажено.

– Мама, ты же только что вышла на пенсию.

– Нет; до завтрашнего дня и окончания церемонии беатификации я не на пенсии.

Марсел покачал головой, восхищенный характером своей матери, и сказал ей, что Бедоньи и «Бруспорт» приобретают сорок пять процентов трех дочерних компаний, поскольку кооперация – стержень развития.

– Это стоит того?

– И в краткосрочной, и в среднесрочной, и в долгосрочной перспективе. Это большая операция. – И с некоторой долей иронии доченька моя, не знаю, как тебя зовут, подытожил: Большая Операция.

– Ты действительно не хочешь знать, был ли Ориол твоим отцом?

– Нет. До свидания, до завтра.

– До свидания, сын. И да проклянет тебя Бог.

Она вошла в кабинет алькальда с провалившимися от бессонной ночи глазами, тихонько прикрыла дверь и села на стул. Помещение провоняло табачным дымом, смешанным с алкогольными парами. Устремив взгляд куда-то вдаль, постучала пальцами по столу в такт своим мыслям и приготовилась терпеливо ждать, поскольку решение было принято заранее.

Валенти Тарга пришел меньше чем через пять минут, думая с тех пор как мой Букетик приехала сюда, она ведет себя просто несносно, о, женщины, женщины, какого хрена я всякий раз впускаю их в свой дом, если прекрасно знаю, что они только усложнят мне жизнь. Алькальд был одет явно наспех, не успел побриться, и все лицо его вопрошало: ну, что с тобой приключилось на этот раз?

– Учитель.

Не снимая пальто, Валенти Тарга уселся на свой начальнический стул. Было очень заметно, что его извлекли из теплой постели.

– И что не так с товарищем Фонтельесом?

– Обыщи школьный чердак, и все поймешь. – Элизенда Вилабру с силой вдохнула затхлый воздух кабинета, подвинула стул поближе к столу и облокотилась на него. Ее слова были пронизаны ненавистью и болью.

– Он обманул всех нас, а я никому не позволяю так поступать со мной.

– О чем ты?

– Убей его.

– Разве вы… Разве вы с ним не…

– Убей его.

65

«Евромед» постепенно сбавлял скорость, словно давая пассажирам последнюю возможность полюбоваться ослепительными видами Средиземного моря. Когда он остановился, раздалось нечто похожее на вздох облегчения, и открылись некоторые двери. Тина вышла из вагона, и на нее тут же накатила волна тепла, которого ей не хватало в поезде. А ведь был март.

Как и предполагалось, группа пенсионеров ровно в назначенный час завершила экскурсию по замку Пенискола; кто-то рассматривал купленные открытки, кто-то убирал в чехол камеру, и все пребывали в ожидании риса с рыбой, который обещали подать в два часа. Среди отставших от группы она разглядела Баланзо с гармошкой открыток, изображающих различные виды замка. Он вышагивал уверенно и невозмутимо, не обращая ни на кого внимания; у него по-прежнему были тонкие усики, впрочем изрядно побелевшие, и такой живой взгляд, что невозможно было поверить, что ему уже за восемьдесят. Когда она сказала, что ее зовут Тина Брос, что она делает репортаж о церквях и кладбищах Пальярса и уверена, что он сможет ей помочь, то заметила, что мужчина насторожился; он свернул гармошку открыток, словно это была необходимая предосторожность, и сказал вы ошибаетесь, сеньорита.

– Андреу Баланзо, родом из Поблы, помощник алькальда Валенти Тарги. Вы замешаны в пяти убийствах, которые так и не были подвергнуты судебному разбирательству. Я ошибаюсь?

Она сглотнула слюну. Момент был критический: или Баланзо пошлет ее куда подальше, или произойдет то, что в конце концов и произошло. Мужчина явно испугался, почувствовал, что земля уходит у него из-под ног, и предложил незнакомой сеньорите встретиться после обеда и выпить кофе. Однако она не попалась на эту удочку и сказала ему после обеда вы уезжаете на автобусе. Так что я приглашаю вас пообедать отдельно от группы.

Она взяла его под руку, словно помогая идти своему дорогому дедушке.

– Они нас хватятся.

– Что ж, пусть плачут. Не беспокойтесь, на автобус вы не опоздаете.

Вместо риса с рыбой они съели рис с овощами в ресторанчике, сиротливо стоящем за пределами зоны массового скопления туристов. Тина солгала (чего обычно никогда не делала), что ей обо всем поведал один выживший в тех событиях коллега, который и назвал имя Баланзо, и заверила его, что ему нечего бояться, потому что с наступлением нового века все преступные деяния политического толка утратили свою силу за давностью лет, и даже продемонстрировала ему страницу из правительственного вестника, где речь, правда, шла о субсидиях на литературную, художественную и музыкальную продукцию.