Личное дело.Три дня и вся жизнь - Владимир Крючков

Я понимал, что Горбачев боялся исключительно за себя, боялся, что с ним могут рассчитаться те, кому он когда-то, как он выразился, «насолил», имея в виду прежде всего Ельцина. В последнем разговоре со мной перед отъездом в отпуск он многозначительно заметил: «Надо смотреть в оба. Все может случиться. Если будет прямая угроза, то придется действовать».

5 или 6 августа 1991 года я встретился с Язовым, и мы во исполнение поручения Горбачева договорились изучить обстановку, подготовить предложения, полностью отдавая себе отчет в том, что ситуация ухудшается с каждым днем.

Было еще одно поручение Горбачева, связанное с нашим военным разведчиком, вокруг которого сложилась ситуация, грозившая нежелательными осложнениями в отношениях с одной западноевропейской страной; важно было принять предупредительные меры.

Тем временем продолжались рабочие контакты с Горбачевым. Ежедневно с ним связывались по телефону председатель Кабинета министров В.С. Павлов, председатель Верховного Совета СССР А.И. Лукьянов, министр обороны СССР Д.Т. Язов, руководитель аппарата президента В.И. Болдин, первый заместитель председателя Совета обороны О.Д. Бакланов, член политбюро, секретарь ЦК КПСС О.С. Шенин, осуществлявший во время отсутствия Горбачева руководство партией. Почти каждый день разговаривал по телефону с Горбачевым и я.

Все мы докладывали Горбачеву об ухудшении обстановки, о том, что ситуация выходит из-под контроля. Страна становится неуправляемой. Конечно, эти темы мало подходили для отдыха, они раздражали Горбачева, — другой реакции у него не было.

После опубликования Союзного договора брожение в обществе резко усилилось. Люди недоумевали, выражали явное несогласие с положениями, содержащимися в Союзном договоре. Они только сейчас стали понимать, что речь идет о кончине государства, но их реакция не могла вылиться в какие-то организационные формы и обрести необходимую силу, поскольку до подписания договора осталось всего несколько дней, из которых два приходилось на дни отдыха, субботу и воскресенье.

Не раз в те дни мне приходилось говорить по телефону с Язовым, Шениным, Павловым, Баклановым, Болдиным, другими товарищами; все полагали, что Горбачев вот-вот прервет отпуск, прилетит в Москву, вернется к рассмотрению Союзного договора и примет решение, которое позволило бы избежать беды. Но, к сожалению, этого не произошло.

В дни, предшествовавшие подписанию договора, Горбачев стал жаловаться на состояние здоровья, на радикулит, который якобы не позволял ему передвигаться и активно работать, говорил, что интенсивно лечится, поскольку 20 августа совсем близко. Все свидетельствовало о том, что он и мысли не допускал, чтобы как-то прервать нежелательный процесс и еще раз вернуться к Союзному договору. Было ясно — он взял курс на подписание договора и ни о чем другом не хотел слышать.

Горбачев никогда не признавал своих ошибок, ни в чем не раскаивался, на все смотрел через призму своего «я». Главным для него была карьера! Как-то один его давний сослуживец, близко знавший Горбачева многие годы, разоткровенничался со мной. Он заметил, что у Горбачева осталось мало совести. Но ведь совесть или есть, или ее вовсе нет. Так вот на мой взгляд, Горбачев совести лишен напрочь. Возможно, в данном случае мы имеем дело со своеобразной нравственной патологией. Но от этого никому не легче. Сейчас, когда результаты «деятельности» Горбачева оказались столь трагичны для нашего Отечества, а его роль в этом даже непосвященному очевидна, с него как с гуся вода. Всмотритесь в его глаза, посмотрите на его поведение, послушайте, что он глаголет, — ни тени раскаяния. Хотя кому его раскаяние сейчас нужно!

Когда я стал председателем КГБ, а затем членом Политбюро ЦК КПСС и у меня появилась возможность и необходимость чаще с ним общаться, поближе наблюдать его, мое в целом положительное отношение к нему стало быстро меняться в худшую сторону. Сначала вызывали недоумение его отдельные высказывания, шаги, потом становилось все более очевидным несоответствие между словами и делами. С одной стороны, говорил о преданности КПСС, чести быть ее членом, а с другой — всеми своими действиями наносил по ней один разрушительный удар за другим. Вдруг бросал: «Ничего с этой партией не сделаешь. С этим ЦК ничего не выйдет. Надо реформировать партию». Это не были слова, сказанные в пылу эмоционального накала. Это были пробные шары с намерением проверить реакцию людей, подготовить их к очередному роковому повороту.

Под лозунгом укрепления государственности он бил по плановым началам, централизации, разжигал местничество, националистические настроения, безудержно сносил союзные структуры, под корень рубил основы управления экономикой. Все это порождало в стране хаос, обусловливало стремительный рост социальной напряженности. Именно Горбачев своей политикой лишал Советский Союз всех его союзников и друзей, свел его роль как великой державы до уровня второразрядного государства, лишенного позиций, влияния и веса в мире, жалкого просителя кредитов.

Все больше и больше членов партии, советских людей начинали понимать, что надвигается большая беда, что страна идет к пропасти, но пороки внутрипартийной жизни, государственной системы делали их беззащитными перед лидером, оказавшимся не тем человеком, за кого он себя выдавал и кем он на поверку оказался. Беззащитность народа перед высшим руководителем! Не с этим ли мы сталкиваемся и сегодня?

В условиях жесткого цейтнота у перечисленных выше лиц созрела мысль собраться, обсудить обстановку и решить, что же делать, то есть попытаться найти выход из создавшегося положения.

17 августа 1991 года было решено собраться для этой цели на одном из объектов Комитета госбезопасности, который носил условное название АБЦ.

Примерно в 14 часов туда приехали Павлов, Бакланов, Шенин, Язов, Болдин и я. Во встрече принимали участие также заместители министра обороны СССР В.А. Ачалов и В.И. Варенников, заместитель председателя Комитета госбезопасности В.Ф. Грушко.

Всем было ясно, в какой момент мы собрались, и потому сразу же приступили к обсуждению ситуации.

Павлов подробно рассказал о положении в экономике, глубоком кризисе, в который страна уже вползла и который нас в самое ближайшее время в еще больших масштабах ожидает. Он подчеркнул, что на кредиты рассчитывать не приходится, нам их просто не дают, потому что мы больше не платежеспособны. Советский Союз не имеет даже средств рассчитываться по процентам за ранее полученные кредиты. Импорта зерна не избежать, а это еще более усугубит положение. Премьер подчеркнул, что делится не личными впечатлениями, а передает оценку Кабинета министров СССР, с заседания которого он только что вернулся.

Я также проинформировал о ситуации в стране, об усилении социально-политической напряженности, росте центробежных тенденций, осложнении криминогенной обстановки. Я заметил, что еще пару лет назад мы говорили о начальных проявлениях организованной преступности, сейчас это уже реальность. Преступность не ограничилась рамками отдельных регионов страны, вышла за пределы государства.

В аналогичном духе выступали Язов, Шенин, Бакланов.