Путешествие вокруг света на корабле «Бигль» - Чарльз Роберт Дарвин

Кроме этих нескольких явных причин гибели, тут широко действует, по-видимому, еще какой-то другой, более загадочный фактор. Как видно, где бы ни ступила нога европейца, смерть преследует туземца. Куда мы ни бросим взор – на обширные ли просторы обеих Америк, на Полинезию, на Мыс Доброй Надежды или на Австралию, – повсюду мы наблюдаем один и тот же результат. Так губительно действует не один только белый человек: например, полинезиец малайского происхождения вытесняет в некоторых частях Индонезийского архипелага темнокожего туземца. Разновидности человека действуют друг на друга, по-видимому, таким же образом, как различные виды животных, – более сильный всегда истребляет более слабого.

Печально было слышать, как красивые, энергичные туземцы Новой Зеландии говорили, что, как им хорошо известно, детям их не суждено владеть их землей. Всякий слышал о необъяснимом сокращении населения на прекрасном и здоровом острове Таити после путешествий капитана Кука, хотя в этом случае можно было бы ожидать его увеличения, ибо детоубийство, некогда так широкого распространенное, прекратилось, разврат сильно уменьшился, а кровопролитные войны становятся все более редкими.

Преподобный Дж. Вильямс в своем любопытном сочинении говорит, что первое общение между туземцами и европейцами «неизменно сопровождается появлением лихорадки, дизентерии и некоторых других болезней, уносящих в могилу множество народу». Он же утверждает: «Неопровержимо установлено, что большинство болезней, свирепствовавших на островах во время моего пребывания там, было завезено кораблями, и обстоятельство это замечательно потому, что среди экипажа того корабля, который привозил с собой бедствие, могло не наблюдаться никаких признаков болезни». Утверждение это совсем не так необычайно, как кажется на первый взгляд, потому что известно несколько случаев, когда вспыхивала самая злокачественная лихорадка, хотя те люди, которые были ее причиной, сами не страдали от нее.

В начале царствования Георга III[325] четыре констебля привезли в карете на суд заключенного, сидевшего перед тем в каземате, и, хотя человек этот сам не был болен, все четыре констебля умерли от скоротечного сыпного тифа; впрочем, дальше зараза не распространилась. Из этих фактов почти с очевидностью следует, что испарения одной группы людей, заключенных в течение некоторого времени в одном месте, оказывались ядовитыми для других, вдыхавших эти испарения, людей и, возможно, особенно ядовитыми в том случае, если эти люди принадлежали к иным расам. Как ни загадочно, на мой взгляд, это обстоятельство, оно ничуть не более удивительно, чем то, что тело только что умершего человека, пока еще не началось разложение, часто отличается до того губительными свойствами, что даже простой укол инструментом, употреблявшимся для его вскрытия, оказывается роковым.

17 января. Рано утром мы переправились через Непиан на пароме. Хотя река в этом месте и широка и глубока, по ней течет очень небольшое количество воды. Мы пересекли низменную местность на противоположном берегу и достигли склонов Голубых гор. Подъем здесь не крутой, дорога тщательно высечена в круче песчаника. Наверху обрыва простирается почти гладкая равнина, которая, неуклонно поднимаясь к западу, достигает в конце концов высоты более чем в 3000 футов.

Судя по громкому названию Голубых гор и по их абсолютной высоте, я ожидал увидеть цепь крутых гор, прорезывающих страну, но вместо этого передо мной предстала наклонная равнина, лишь незначительно возвышающаяся за низменностью, лежащей около побережья. С этого первого склона открывался замечательный вид на обширную лесистую местность к востоку; деревья вокруг были мощны и высоки. Но начиная с самой платформы песчаника пейзаж сразу же становится чрезвычайно однообразным: дорога по обеим сторонам окаймлена низкорослыми деревцами из того же неизменного семейства эвкалиптов; за исключением двух-трех маленьких гостиниц, нет ни домов, ни возделанной земли; да и сама дорога пустынна – чаще всего на ней встретишь запряженный волами фургон, груженный кипами шерсти.

В середине дня мы остановились накормить наших лошадей на маленьком постоялом дворе, называемом Уэтерборд. Местность здесь возвышается на 2800 футов над уровнем моря. Милях в полутора от этого места открывается в высшей степени примечательный вид. Едешь вниз по маленькой долине, вдоль крохотного ручейка, как вдруг неожиданно из-за деревьев, окаймляющих тропинку, открывается громадный залив глубиной, может быть, в 1500 футов. Пройдя еще несколько ярдов, останавливаешься на краю гранитной кручи и видишь внизу огромную бухту или залив – ибо я не знаю, как еще это можно назвать, – густо покрытый лесом. Стоишь как будто в глубине бухты, в обе стороны расходится полоса обрыва и виднеется за мысом мыс, точно на крутом берегу моря.

Эти обрывы сложены горизонтальными пластами беловатого песчаника и так отвесны, что во многих местах, стоя над кручей и бросая вниз камень, можно увидеть, как он ударяется о деревья на дне пропасти. Линия обрыва до того непрерывна, что достигнуть подножия водопада, образуемого этим ручейком, можно, говорят, лишь совершив обход в 16 миль. Миль на пять впереди простирается другая линия обрыва, по-видимому? полностью замыкающая долину, так что название залива в применении к этой похожей на амфитеатр впадине полностью оправдано. Вообразив себе, что извилистая гавань, глубокие воды которой были окружены крутыми, обрывистыми берегами, пересохла, а на песчаном дне ее вырос лес, можно получить представление об общем виде и строении этой долины. Такого рода картину я увидал впервые, и она поразила меня своим великолепием.

Вечером мы приехали в Блэкхит. Плато песчаника достигает здесь 3400 футов в высоту и по-прежнему покрыто такими же низкорослыми лесами. С дороги иногда можно было увидеть глубокие долины того же характера, как те, что я описал, но вследствие крутизны и глубины обрывов дна почти не было видно. Блэкхит – вполне благоустроенный постоялый двор, который содержится одним старым солдатом; он напомнил мне маленькие постоялые дворы в Северном Уэльсе.

18 января. Очень рано утром я прошел около 3 миль посмотреть Говеттс-Лип; картина походила на ту, что я видел близ Уэтер-борда, но была, пожалуй, еще грандиознее. В этот ранний утренний час залив был затянут легкой голубой дымкой, и, хоть она и нарушала общее впечатление, зато лес, раскинувшийся у нас под ногами, казалось, лежал еще глубже. Долины эти, так долго составлявшие непреодолимую преграду, препятствовавшую попыткам наиболее предприимчивых колонистов проникнуть в глубь страны – явление самое замечательное. Громадные, похожие на рукава заливы, расширяющиеся кверху, часто ответвляются от главных долин и проникают в песчаниковую платформу; с другой стороны, платформа часто выдвигает в долины мысы и даже оставляет там громадные, почти изолированные, как острова, массивы.