Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789-1848 - Иван Жиркевич

Гедеонов рассказывал мне, что когда до Петербурга дошли слухи о волнении удельных крестьян в Симбирской губернии, то князь Волконский, увидевшись с ним, сказал:

– Ну, хорош же твой хваленый братец! Какую кутерьму наделал!

Гедеонов полагал, что я, наверно, пропал и буду смещен с должности губернатора. Но на другой день Блудов и Бенкендорф совершенно его успокоили, объявив, что государь, прочтя донесете мое, выразился:

– Молодец! Он все устроит!

Гедеонов же, вернувшись из дворца, рассказал мне однажды:

– О тебе был сейчас разговор у государя. Он изволил отозваться: “Вот у меня так губернатор! Но только его надо каждый день обливать холодной водой! Горяч до неимоверности!”

Для представления государю я был в штабе у графа Чернышева, и он приказал при мне сделать об этом докладную записку, а на другой день я получил от него письмо, что «государь император, не имея теперь свободного времени, меня принять для представления ему не может, а когда улучит свободное время, то даст знать о том прямо от себя».

Накануне нового года поутру, в десять часов, приехал ко мне прямо от государя фельдъегерь и словесно объявил мне, что «государь просит меня пожаловать к нему в 12 часов утра в Аничков дворец». Когда я приехал туда, то нашел уже других губернаторов, а именно: курского – Муравьева, смоленского – князя Трубецкого, волынского – Попова[576]и костромского – Приклонского.[577]Тут же я увидел статс-секретаря Лонгинова, который со всей любезностью упрекал меня за то, что я до сих пор у него не был и грозился со мной рассориться за это. Мы прождали до двух часов. В это время прибыл еще генерал-губернатор Эссен, митрополит Серафим[578]и все почетнейшее духовенство из Троицко-Сергиевской лавры и Невского монастыря. При этом случае узнал я впервые об обыкновении наших монархов принимать поздравление с Новым годом и молитвы на сей день от духовенства не в самый день, то есть 1 января, а накануне.

Вышел камердинер его величества и, обратясь к нам, губернаторам, сказал:

– Государь просит извинить, что сегодня он не может принять господ губернаторов. Очень сожалеет, что отнял у них время, которое, конечно, они могли бы употребить с бо́льшей пользой. Но в оправдание свое он берет их же в свидетели, насколько он занят, и просит пожаловать к нему в воскресенье, 2-го числа, во время обедни, и после оной он их первых к себе допустит.

В Новый год на Эрмитажной половине Зимнего дворца я имел счастье на общем представлении облобызать руку императрице, которая по докладе ей моего имени изволила сказать:

– Вы недавно в Витебске, а прежде были в Симбирске.

Тут же я встретил приятное себе напоминание по Симбирску, а именно бывшего до меня губернатора Загряжского, который уже приезжал ко мне и, не застав меня дома, просил доложить о его ко мне приезде, с пояснением, что билета он мне не оставляет, ибо приезжал ко мне не с визитом, а с благодарением.

Затем тут же я встретил симбирского губернского предводителя дворянства Бестужева и жандармского окружного генерала графа Апраксина,[579]которого я в Симбирске ни разу не видел, ибо он жил в Казани и оттуда заведовал своей частью по Симбирску. Вот слова Апраксина:

– Завидую, ваше превосходительство, славе вашей по Симбирску! У меня сыновей нет – одна дочь, а потому могу иметь желание, чтобы хоть один внук мой был столько счастлив своей репутацией, сколько досталось на долю вашу в Симбирске! Там нет ни одного лица, которое не вспомнило бы о вас без сокрушения!.. Преемник ваш не по вас пошел!

С новым симбирским губернатором Хомутовым[580]я виделся в день своего представления у Блудова. Он ругал губернию и тамошнее дворянство и укорял меня, что я ввел его в большое заблуждение на их счет. Само собой разумеется, что я, оправдываясь, защищал их. После узнал я, что и губерния, и дворяне Хомутову отплатили взаимность сторицей.

В воскресенье, едва мы успели собраться во дворец, государь прежде всех призвал к себе сибирского генерал-губернатора князя Горчакова, старинного моего сослуживца, с которым я не виделся более двадцати лет, потом нового генерал-кригс-коммиссара Храпачева.[581]Прошло с четверть часа, и нас позвали. Мы стали в том же порядке, как сказано выше. Государь прежде всех обратился к Муравьеву:

– Что это значит, Муравьев, что ты просишь увольнения?

– Слабость здоровья вынуждает, государь, – ответил тот, видимо изнуренный болезнью.

– Не согласен я на это, – возразил его императорское величество – возьми отпуск на год, если нужно! Я отпущу тебя в Россию, за границу – куда хочешь, а в отставку не выпущу (Муравьев поклонился). Я вчера получил просьбу от брата твоего,[582]– продолжал государь, – просьбу такого рода, в которой я не привык никому отказывать. Он дурачится: это прямое мое слово о его поступке. Что он скоро вышел в люди, этому я несколько виной; я за него и отвечать должен отечеству, а он – мне! Я был недоволен его корпусом – что делать! Ему следовало потерпеть: дело бы уладилось в свою пору. Он не выдержал, прислал просьбу об отставке, а я ему сегодня и дал ее! Еще раз прошу тебя, напиши ему, что он сделал большое дурачество!