Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию - Дэн Джонс

На фоне такой высокопарной почтительности к монархии расцвело меценатство, подарившее нам ряд выдающихся творений. Двор Ричарда стал центром притяжения литературных и художественных идей; под покровительством короля трудились некоторые из величайших писателей эпохи. Интерес короля к литературе был неустойчив, и сам он спонсировал не так много произведений – тем не менее его двор сыграл чрезвычайно важную роль в становлении английского языка как языка высокой литературы. Одним из тех, кому мы обязаны этим достижением, стал Джон Гауэр, выдающийся лондонский писатель. По личной просьбе Ричарда он сочинил Confessio Amantis («Исповедь влюбленного»), огромную, сложную любовную поэму длиной в 30 000 строк, которую Гауэр, по его собственным словам, написал под впечатлением от встречи с Ричардом на судне в 1386 году.

«Исповедь», написанная на английском языке, в первой редакции была опубликована в 1390 году и посвящена королю и Джеффри Чосеру, «Кентерберийские рассказы» которого тоже были созданы в период, когда он имел тесные связи с королевским двором. Французский хронист Фруассар посетил английский двор и подарил Ричарду собрание французских поэм, сэр Джон Кланвоу писал изящную любовную лирику, а герцог Эдуард Альбемарль, кузен Ричарда, перевел с французского на английский язык известное охотничье руководство. Даже царедворцы-вояки вроде сэра Джона Монтегю удостаивались высокой оценки на континенте, причем со стороны самой Кристины Пизанской, которая хорошо отзывалась о его литературных вкусах и поэтических способностях.

С особой щедростью король покровительствовал художникам и архитекторам. Множество впечатляющих строений XIV века возводилось под началом выдающегося мастера-каменщика Генри Йевеля. В 1390-х годах Йевелю было уже за 70. Расцвет его таланта пришелся на годы царствования Эдуарда III, однако в 1393 году по заказу Ричарда он приступил к самой известной своей работе: реконструкции Вестминстер-холла, в процессе которой стены надстроили, сводчатый потолок выполнили в форме грандиозной конструкции из консольных балок, а входная группа своей торжественностью стала напоминать кафедральный собор. Перевязку (выступающий ряд) каменной кладки украсили барельефами белых оленей и заказали 13 статуй королей – от Эдуарда Исповедника до самого Ричарда – с целью подчеркнуть преемственность английской монархии с древнейших времен до эры Плантагенетов.

Немного позже Ричард оплатил создание Уилтонского диптиха – прекрасного образчика иконографической живописи. На диптихе трое святых – Эдуард Исповедник, малолетний саксонский король святой Эдмунд и Иоанн Креститель – представляют короля Ричарда Деве Марии и младенцу Христу. Ричард был одержим Исповедником не меньше другого знатного поклонника этого святого, Генриха III. В отличие от воинственных королей Эдуарда I и Эдуарда III, равнявшихся на легендарных рубак вроде короля Артура и святого Георгия, Ричард, как и Генрих, видел себя принцем дивного мирного времени – качество, за которое хронисты превозносили Исповедника. В 1395 году Ричард изменил королевский герб, потеснив геральдические лилии и шествующих львов гербом Исповедника – неслучайно тот занимает центральное место на Уилтонском диптихе.

Диптих полон зашифрованного символизма: намеки на древнее англосаксонское происхождение Ричарда переплетаются с безошибочными свидетельствами его буквальной веры в святость помазания. Даже ангелы, окружающие Деву, носят знак белого оленя, как будто оберегать короля – их вассальная повинность. На обороте диптиха помещено изображение лежащего белого оленя, чью шею обвивает цепь в виде короны.

Но сквозь всю эту праздничную и великолепно обновленную монархию просвечивали намеки, что сам Ричард – который, как казалось со стороны, стал спокойнее и рассудительнее – не особенно изменился. В начале 1390-х годов он все сильнее склонялся к авторитарному стилю правления, тенденция к которому была заметна и раньше. Источником власти теперь была не корона и не ее представительство в органах государственного управления, а лично Ричард.

Политически это выражалось в негласном продолжении его политики привлечения вассалов. Рыцари и дворяне в разных английских графствах стали носить эмблему королевского белого оленя. Многие из них уже служили в королевской администрации. Король, казалось, совершенно не доверял институтам государственной власти. Ему нужно было наглядно и официально привязать людей лично к себе как к их сюзерену.

Крупные публичные мероприятия демонстрировали неприглядную сторону королевского церемониала. В 1392 году он рассорился с гражданами Лондона по вопросу предоставления ссуды, и, чтобы примириться с королем, лондонцам пришлось устроить торжественную церемонию такой пышности, что она чуть не затмила коронацию. Король Ричард и королева Анна при полном параде продефилировали по улицам, а городские гильдии взирали на них в подобострастном внимании. Монаршую чету завалили подарками: мальчики, одетые ангелами, подносили им золотые венцы; в Темпле им презентовали золотой стол; в Вестминстерском аббатстве отслужили большую благодарственную службу, включавшую крестный ход к гробнице Исповедника. Даже несколько месяцев спустя лондонцы все еще слали подарки, выражая королю свою безграничную признательность: на Богоявление 1393 года Ричард получил в подарок верблюда, а королева – пеликана.

Такая подобострастность была в каком-то смысле обычной спутницей монархии. Но самыми успешными Плантагенетами – и тому пример Генрих II, Ричард I и Эдуард III – оказывались те, кто тесно взаимодействовал со своими подданными, а не старался всеми силами от них обособиться. Генрих II отказывался от королевских почестей в пользу верховой езды и скитаний по полевым лагерям; он запросто общался со всеми, кто приходил к нему. Эдуард III инкогнито сражался со своими рыцарями на турнирах и усилил роль палаты общин в правительстве. Даже король Иоанн – эталонно бесславный король – исполнял обязанности судьи, решая судьбу самых отъявленных злодеев королевства. Ричард же, политически униженный в молодости, в 1390-х, казалось, пышностью королевского двора старался подчеркнуть свою уникальность и превосходство над всеми.

К середине десятилетия в желании короля доминировать просматривалось уже нечто нездоровое. Всегда слабая, мнительная душонка, к этому времени он окончательно простился со здравым смыслом. 7 июня 1394 года в Шине умерла королева Анна, ей было 27 лет. Она долгие годы была постоянной спутницей Ричарда, и он ее любил. Разбитый горем, король приказал разрушить дворец, где она скончалась, – их дом, на реконструкцию которого потратил огромную сумму. Затем он поклялся, что в течение года не войдет ни в одно здание, где бывал вместе с супругой, за исключением церкви. Он был настолько озабочен церемониалом, что отложил похороны на два месяца, пока из Фландрии не доставили особый сорт восковых свечей. Но это было нечто большее, нежели обычная скорбь. По-видимому, смерть Анны спровоцировала возврат к вспыльчивости и капризности, свойственным королю в юности. 29 июля Ричард созвал всех магнатов в Лондон, на похороны. Граф Арундел опоздал, и, когда он наконец предстал перед королем, Ричард так сильно ударил его по лицу, что тот, обливаясь кровью, упал на пол.

Король вел себя странно не только на этих похоронах. В 1392 году во Франции, в изгнании, погиб Роберт де Вер – его задрал дикий медведь. Забальзамированное тело герцога в ноябре 1395 года перевезли в Англию. Многие английские магнаты отказались присутствовать на перезахоронении. Те же, кто явился, наблюдали, как король приказал открыть гроб своего друга, чтобы одеть на хладные пальцы де Вера золотые перстни и в последний раз взглянуть на лицо товарища, скончавшегося три года назад.