Плантагенеты. Короли и королевы, создавшие Англию - Дэн Джонс

Предположение маловероятное. Но было совершенно ясно, что Ричард, как и любой молодой король, хотел окружить себя своими людьми, что и привело к постепенному отдалению от старших, в особенности от дядей короля: Джона Гонта, герцога Ланкастерского, Эдмунда Лэнгли, графа Кембриджского, и Томаса Вудстока, графа Букингемского. Старшие магнаты стали замечать, что Ричард и его окружение относятся к ним с надменностью, граничащей с враждебностью. Жалуя земли и замки своим приближенным, король нарушал установившийся баланс сил на местах. Кроме того, инфантильность и капризный характер Ричарда рассорили его с рядом самых влиятельных вельмож. Когда граф Арундел в 1384 году в парламенте в Солсбери раскритиковал действия короля, Ричард побелел от гнева и, как пишет автор Вестминстерской хроники, сказал Арунделу: «Если ты имеешь в виду, что дурное управление королевством – это моя вина, то ты бессовестно лжешь! Иди ты к черту!» В другой раз, годом позже, он страшно поругался с архиепископом Кентерберийским Куртене. Когда Куртене упрекнул его в слабом руководстве правительством, Ричард вытащил меч и напал бы на архиепископа, если бы короля не удержал его дядя Букингем.

Такое поведение не подобало королю, и безответственность, с какой он жаловал привилегии своим друзьям за незначительные заслуги, раздражала многих в королевстве. Но, как доказали поколения Плантагенетов, политическое сообщество готово терпеть фаворитов короля до тех пор, пока они не наносят ущерб Англии на поле боя или не используют свое положение, чтобы покушаться на собственность других магнатов.

С первым пунктом Ричарду не повезло. На протяжении 1380-х годов успех в войне постоянно был на стороне французов, и, пока двор пополнялся свежими лицами и купался в роскоши, позиции за Ла-Маншем были утрачены.

Назвать английские перспективы в начале 1380-х годов мрачными было бы преуменьшением. Они были попросту постыдными, особенно в сравнении со славной порой Эдуарда III. В руках англичан оставался только Кале да узкая прибрежная полоса в Гаскони. Ла-Манш кишел французскими и кастильскими судами, а то, что называлось английским военно-морским флотом, сгнило. Торговля стала таким рискованным занятием, что доходы от торговли шерстью рухнули, и жители Лондона обсуждали проект строительства гигантского подъемного моста через Темзу, который должен был защитить город от налетов и поджогов. В 1380 году умер Карл V, и на престол взошел его сын Карл VI, что ненадолго ослабило французскую агрессию. Однако Францию по-прежнему обуревало страстное желание изгнать англичан с континента. Без короля вроде Эдуарда III, закоренелого вояки, ясно представляющего, как добиться победы и объединить королевство ради достижения цели, английская военная машина развалилась на части.

Планы строились самые разнообразные. Джон Гонт считал, что будущее за Кастилией. В 1372 году он женился на дочери Педро Жестокого Констанции Кастильской. (Его брат Эдмунд Лэнгли в то же самое время женился на младшей сестре Констанции, Изабелле.) Когда в 1379 году Педро умер, Гонт официально заявил о своих правах на трон. С этого времени он уверовал в «португальский путь» – английское завоевание через Иберию. Братья его поддерживали, но, по сути, это была его персональная династическая идея фикс, которая в 1380-х годах удалила Гонта из активной политической жизни и ни капли не помогла продвижению национальных интересов.

По мнению большинства англичан, воевать следовало во Фландрии. Фландрия была ближе, а богатство торговых городов северо-запада Европы имело колоссальное значение для английской торговли шерстью. Более того, графству Фландрия напрямую угрожал дядя Карла VI герцог Бургундский, который намеревался завоевывать богатые торговые города один за другим. В 1383 году воинственный епископ Норвичский Диспенсер, сыгравший ключевую роль в подавлении восстания 1381 года в Восточной Англии, отправился во Фландрию в «крестовый поход», получив от папы разрешение защитить графство от посягательств герцога.

Увы, несмотря на обильное финансирование и одобрение парламента, миссия была плохо подготовлена и вернулась в Англию, потерпев катастрофическое поражение. К 1385 году Фландрия пала. Становилось очевидным, что в данный момент лучший способ развязаться с Францией – мирное урегулирование. Мечта о восстановлении древней империи Плантагенетов, не говоря уже об объединении английской и французской короны, растаяла.

В 1385 году Ричарду было 18. Он не был пацифистом, но его совершенно не привлекала идея предпринять очередную бесполезную и дорогостоящую атаку на Францию. Хотя все три его дяди, Гонт, Букингем и Кембридж, убеждали короля всерьез приступить к военным действиям, Ричард больше прислушивался к канцлеру де ла Полю, который советовал действовать осторожно. Даже если бы король и хотел воевать, вряд ли парламент, напуганный Крестьянским восстанием, разрешил бы ему обложить страну налогами, необходимыми для ведения войны на другом берегу пролива. С учетом обстоятельств, летом 1385 года Ричард повел войска в Шотландию, намереваясь выбить оттуда французские гарнизоны. Это было прагматичное решение. Король возглавит знать, выполнит желание тех, кто хочет видеть в нем воина, и несколько укрепит уверенность в военном могуществе страны, не накопив при этом крупных долгов.

Но затем последовало фиаско. Ричард отправился на север с армией, объединившей в своих рядах практически всю знать, всех английских баннеретов и около 14 000 солдат. Добравшись до шотландской границы, он отметил это событие, пожаловав Эдмунда Лэнгли титулом герцога Йоркского, а Томаса Вудстока сделав герцогом Глостерским. Кроме того, он присвоил де ла Полю титул графа Саффолка, а своему дружку де Веру совершенно невероятный титул маркиза Дублина. В мгновение ока де Вер оказался выше всех английских графов и встал чуть ли не в один ряд с герцогами королевской крови. «Как небо становится чистым и ясным благодаря звездам, так титулы даруют свой свет не только королевствам, но и королевским венцам», – так позже объяснял Ричард свое решение парламенту.

Но повышение престижа монархии мало способствовало военным планам Ричарда. Англичане гонялись за шотландцами, а те уклонялись от битвы. Они отступали к холмам, опустошая на своем пути сельскую местность. Это была та же тактика, которая в 1328 году заставила Эдуарда III плакать от злости. Шотландцы увильнули от англичан, пробрались на юг и сожгли Карлайл. В середине августа англичане добрались до Эдинбурга, не нашли там ни еды, ни противника и спустя три недели уже были в Вестминстере. Бессильная вылазка не дала никаких результатов.

В октябре 1386 года, когда собрался очередной парламент, настроение в стране было бунтарским. Список претензий все рос. Английская внешняя политика пребывала в состоянии глубокого кризиса. Королевская система финансов балансировала на грани. Уязвленный до глубины души Джон Гонт покинул страну, встревоженный как тем, что его советами во время шотландской кампании пренебрегали, так и слухами, что придворные рыцари планируют его убить. Ходили слухи, что Карл VI собрал в Слёйсе целый лес мачт, крупнейший флот вторжения, когда-либо угрожавший Англии. Совет исправить поведение короля, направленный в парламент сразу после неудачного вторжения в Шотландию, был полностью проигнорирован. Необычная памятка, адресованная монарху, включала не предвещающее ничего хорошего предложение, чтобы Ричард «приблизил к себе людей неподкупных, состоятельных и достойных, водил компанию с ними и избегал общества других; потому что, если он так поступит, будет ему великая польза и слава и завоюет он сердца и любовь своего народа. Но если он поступит иначе, тогда случится обратное, и будет великая опасность для него и его королевства, не приведи Господь». Ответ короля в записях не зафиксирован. Но официальные парламентские свитки сохранили его реакцию на подобные предложения, сделанные на заседании парламента. Она лаконична и показательна: «Король будет поступать так, как считает нужным».