Олимп - Дэн Симмонс

Однако в ту, другую ночь, в прозрачном шарике, висящем на Золотых Воротах Мачу-Пикчу, среди каменистых гребней Анд (название Харман узнал гораздо позже), в тысяче футов над развалинами, где обитали страшные тени… Так вот мужчина пришёл, чтобы поговорить. О чём же? Ах да, хотел убедить её остаться в особняке вместе с Одиссеем и Ханной, пока он с её кузеном и старухой отправится в легендарное место под названием Атлантида: там якобы мог сохраниться космический корабль, который доставил бы путешественников на кольца. Харман был очень убедителен, хотя и бессовестно лгал. Внушая юной Аде, будто бы ей необходимо представить Одиссея обитателям и гостям Ардис-холла и будто бы путешествие не затянется дольше нескольких дней, на самом деле он изнывал от страха, подозревая, что Сейви втянет всех в опасную историю (так оно и вышло, старуха даже поплатилась жизнью), и очень хотел уберечь любимую от грядущих бед. Уже тогда он чувствовал: если с Адой хоть что-нибудь случится, пострадают его собственная плоть и душа.

На девушке была коротенькая сорочка тончайшего шёлка. Лунное сияние лежало на бледных руках и ресницах красавицы, а гость совершенно серьёзно убеждал хозяйку остаться в Ардис-холле с чужаком по имени Одиссей.

А в конце беседы поцеловал её. О нет, всего лишь в щёчку, словно отец или друг – маленького ребёнка перед сном. Это Ада подарила ему настоящий, искренний, продолжительный поцелуй, обвив мужчину руками, прижимая его к себе в лунном и звёздном сиянии. Юные груди коснулись Хармана сквозь лёгкий синий шёлк сорочки.

Похищенный вспомнил, как отнёс милую к маленькой постели у искривлённой невидимой стены обиталища. Девушка помогла ему избавиться от пижамы. Любовники раздевались торопливо, но с какой-то особой, неловкой грацией.

Неужто с горных пиков налетел ураган, ведь узкая кровать сотрясалась, когда они предались ласкам? Наверняка так и было. Перед глазами мужчины возникло запрокинутое милое лицо, лунный свет на сосках, нежные груди, которые он по очереди накрывал широкой ладонью и подносил к губам.

Да-да, от налетевшего шквала мост содрогнулся, комната опасно и очень чувственно закачалась, и любовники тоже; Ада была под ним, сжимала ногами бёдра мужчины, потом скользнула правой рукой вниз, нашла его, направила…

Что ж, на этот раз никто не помогал Харману, когда он напрягся и привстал над пахом женщины в хрустальном саркофаге. «Не получится, – мелькнуло среди нахлынувших воспоминаний и возрождённых желаний. – Она же сухая. Придётся…»

Остаток мысли куда-то улетучился. Мужчина осторожно попробовал… Незнакомка оказалась мягкой, открытой, даже мокрой, как будто только и ждала его все эти годы.

Ада тоже была готова, дарила ему тёплые губы и вагину, ненасытные руки, сжимала пальцы на его голой спине, когда Харман двигался внутри неё и вместе с ней. Любовники целовались, покуда мужчина – это он-то, проживший на свете целых девятнадцать лет после четвёртой Двадцатки, самый старый изо всех, кого знала девушка, – чуть не лишился чувств от перевозбуждения, точно подросток.

Комната всё качалась под резкими порывами ветра, а они продолжали двигаться: сначала (казалось, что целую вечность) очень нежно, потом с нарастающей страстью, затем Ада заставила его потерять остатки самообладания: раскрывалась и требовала проникать ещё глубже, целовала мужчину, стискивала в жарких кольцах объятий рук и ног, впивалась ногтями в кожу.

Кончив, Харман содрогался в ней несколько долгих мгновений. Красавица ответила внутренними судорогами, похожими на толчки землетрясения из бесконечно глубокого эпицентра. Вдруг показалось, будто бы мужское естество сжимает, отпускает и обхватывает крепче крохотная ручка, а не всё тело любимой.

Харман вздрогнул несколько раз внутри незнакомки, которая обликом походила на Сейви, но не могла ею быть, и, не медля, вырвался наружу. Сердце, всё ещё переполненное любовью и воспоминаниями о милой, тяжело грохотало в груди от стыда и ужаса.

Мужчина откатился в сторону и замер, задыхаясь, жалея себя, на подушках из металлического шёлка. Тёплый воздух овевал его и баюкал. Харман почувствовал, что прямо сейчас, подобно этой Женщине, может забыться на полтора тысячелетия, проспать все беды, грозящие миру, друзьям и единственной, совершенной, бессовестно преданной возлюбленной.

Неуловимое движение стряхнуло с него невесомую дрёму.

Мужчина разлепил веки – и чуть не умер, увидев раскрытые глаза спящей. Женщина повернулась и уставилась на него холодным умным взором, какого почти не бывает у полусонных людей.

– Ты кто? – спросила юная незнакомка голосом покойной Сейви.

В конце концов не красноречие ионийца, но тысячи разных обстоятельств и соображений вынудили моравеков запустить в атмосферу космошлюпку со «Смуглой леди» на борту.

Совещание состоялось гораздо раньше, чем предполагал Астиг-Че. События чередовались с бешеной быстротой. Спустя каких-то двадцать минут после встречи на внешней обшивке «Королевы Мэб» Орфу и Манмут опять оказались на капитанском мостике в обществе каллистянина Чо Ли, первичного интегратора Астига-Че, генерала Бех бин Адее, Мепа Эхуу, грозного Сумы Четвёртого, взволнованного Ретрограда Синопессена и ещё полудюжины интеграторов-моравеков и военных-роквеков. Разговор проходил в устной форме, в условиях земной атмосферы и гравитации.

– Вот это послание мы получили восемь минут назад, – промолвил штурман Чо Ли.

И прокрутил его по личным лучам, хотя послание слышал почти каждый.

Как и прежде, мазерный передатчик находился на астероиде размером с Фобос, расположенном на полярном кольце, однако на сей раз женский голос ничего не требовал; послание просто содержал о координаты для встречи, а также пределы допустимой скорости.

– Леди желает, чтобы мы доставили Одиссея прямо к ней, – заметил Орфу, – а не теряли время попусту, заскочив по дороге на ту сторону Земли.

– А это выполнимо? – спросил маленький европеец. – В смысле, с разлёта припарковаться на полярной орбите?

– Можно снова прибегнуть к атомным бомбам ещё часов на девять и устроить себе высокогравитационнную посадку, – сообщил Астиг-Че. – Но мы не хотим этого по ряду причин.

– Прошу прощения, – вмешался любитель сонетов. – Я не инженер и не штурман, а всего лишь капитан подлодки, однако не представляю себе, как нам ухитриться снизить скорость, учитывая, что мы и без того замедлили ход благодаря ионным двигателям. Разве только в запасе осталось ещё средство?

– Аэродинамический тормоз, – промолвил маленький многочленный каллистянин по имени Чо Ли.

Манмут расхохотался, поскольку не мог вообразить более неуклюжего, громоздкого, непригодного для аэродинамических манёвров судна, чем трёхсотдевятиметровая «Королева Мэб» со всеми её перекладинами и стрелами кранов, когда вдруг до него дошло, что это не шутка.

– Вы серьёзно? – наконец проговорил он. Ретроград Синопессен выбежал вперёд на серебристых паучьих ножках.