Камера - Джон Гришэм

Когда Адам ступил в “гостиную”, в ней плаваликлочья сизого табачного дыма. Глубоко затягиваясь сигаретой, дед читал заметкуо себе в воскресном выпуске газеты. На столе стояли три пустых стакана из-подкофе, валялась скомканная фольга от пирожного.

– Устроился как дома, а? – спросил Адам,окидывая взглядом беспорядок.

– Ага. Торчу здесь с утра. – Принимаешьгостей?

– Я не стал бы называть их гостями. Деньначался с Наджента, что, сам понимаешь, мало способствует бодрости духа.Заглянул капеллан – узнать, сколько времени я провожу в молитвах. По-моему,уходил он несколько разочарованным. Потом был врач, ему требовалосьудостовериться, что состояние моего здоровья позволяет властям штата убитьменя. Чуть позже ненадолго наведался братец Донни. В самом деле, Адам,встреться, поговори с ним. Ты принес мне хорошую новость?

Адам опустился на стул.

– Нет. Со вчерашнего дня ничего не изменилось.Судьи отдыхают.

– А они в курсе, что у меня выходных нет? Чточасы тикают и в субботу, и в воскресенье?

– Может быть, как раз в эту минуту судьирассматривают мои апелляции.

– Может. Если только как раз в эту минуту онине сидят с пивными кружками вокруг гриля, где поджариваются свиные ребрышки.Согласен?

– Вполне реальная возможность. О чем пишетпресса?

– Пересказывает бредни о бесчеловечныхпреступлениях Сэма Кэйхолла, анализирует комментарии губернатора. Информации –ноль. Зато сколько эмоций!

– Твое имя сейчас у всех на устах, Сэм.Уэндалл Шерман и его издатель предлагают уже сто пятьдесят тысяч, но решениенеобходимо принять до шести вечера. Уэндалл в Мемфисе, сидит наготове сдиктофонами. Уверяет, что ему потребуется не менее двух дней.

– Отлично. Как, по-твоему, я долженраспорядиться этими деньгами?

– Оставишь любимым внукам.

– Ты это серьезно? Берешься их потратить? Еслитак, вези его сюда.

– Оставь. Я шучу. Твои деньги не нужны ниКармен, ни мне. Совесть не позволит ими воспользоваться.

– Слава Богу. Мне бы очень не хотелось втечение двух последних суток болтать о своем славном прошлом с каким-тонезнакомцем, будь он даже набит банкнотами по самую макушку. Кому, к дьяволу,интересна моя биография?

– Я взял на себя смелость отказать Уэндаллу.

– Хвалю.

Сэм встал, прошелся по “гостиной”. Адамустроился на уголке стола, взял газету и раскрыл спортивное приложение.

– Знаешь, я буду рад, когда это всезакончится, – сказал Кэйхолл, подтверждая свои слова энергичным взмахом руки. –Надоело ждать. Хорошо бы прямо сегодня вечером. – Голос деда стал выше, в немслышалось явное раздражение.

Адам сложил газету.

– Мы должны выиграть, Сэм, уверяю тебя.

– Выиграть что? Отсрочку? Надо же! Что онадаст? Еще жалких шесть месяцев? Год? Ты понимаешь, что это значит? Да лишь то,что нам придется пройти через пытку еще раз. Я опять начну считать дни и шаги,перестану спать по ночам, примусь выстраивать новую стратегию. Опять будуслушать тошнотворные рассуждения Наджента и откормленной дуры-психички,шептаться с Гриффином, терпеть снисходительность охраны. – Напротив стола Сэмостановился, в его повлажневших глазах сверкала ярость. – У меня больше нетсил, Адам! Слушай! Слушай! Это хуже, чем смерть.

– Мы не можем все бросить, Сэм.

– Мы? Кто – мы? Накачать газом готовятся меня– не тебя. В случае отсрочки ты оправишься назад в Чикаго. Станешь героем – ещебы, ведь ты спас жизнь своего клиента. Твой портрет украсит обложку“Адвокатского вестника” – или что вы там, модные юристы, читаете? Новая звезда,взошедшая, над Миссисипи. Вытащил с того света собственного деда, отъявленногорасиста, между прочим! А я пойду к себе в клетку – ставить крестики вкалендаре. – Сэм швырнул окурок на пол и схватил Адама за плечи. – Взгляни наменя, внучек! Повторения не будет. Я требую, чтобы ты остановился. Брось!Сообщи судьям: я отзываю все ходатайства. Позволь старику умереть сдостоинством.

Руки Кэйхолла тряслись, дыхание сталопрерывистым. Внук смотрел в его усталые голубые глаза. По серой щеке скатиласьслеза и исчезла в седой бороде.

Адам впервые ощутил исходивший от деда запахзастарелого, въевшегося в кожу пота и табачного перегара. Странно, но тяжелыйаромат не казался отвратительным, как было бы, если бы источником его являлсячеловек, который имеет неограниченный доступ к хорошему мылу, горячей воде идорогим деодорантам. Через мгновение Адам перестал замечать этот запах.

– Но я не хочу, чтобы ты умирал, Сэм.

– Почему?

– Я ведь только что нашел тебя. Ты – мой дед.Хватка Сэма ослабла, он сделал шаг назад.

– Прости.

– Тебе не за что просить прощения.

– Есть, есть за что, Адам. Ты нашел себеневажного деда – древнюю обезьяну в красном спортивном костюме, убийцу,готового через пару деньков вволю надышаться веселеньким газом. Подойди кзеркалу. Кого ты в нем увидишь? Красивого молодого человека с великолепнымобразованием и блестящим будущим. Где, где я мог ошибиться, где свернул не натот путь? Что случилось? Всю жизнь я прожил, ненавидя окружавших меня людей, итеперь мне предъявлен счет. Ты же ни к кому не испытывал ненависти – и кудавознесла тебя судьба? Но в наших жилах течет одна и та же кровь. Почему яздесь?

Сэм медленно опустился на стул, упер локти вколени, ладонями прикрыл глаза. В “гостиной” повисло долгое молчание. Слышалисьлишь негромкие мужские голоса в коридоре.

– Знаешь, внучек, я бы с радостью умеркак-нибудь по-другому, – хрипло проговорил Сэм, потирая виски. – Не сама посебе смерть меня сейчас беспокоит. Я давно понял, что окончу свои дни именнотут. Пугает мысль умереть незаметно, безвестно. Уходишь, и никто даже головы неповернет. Никто не посидит у гроба, не бросит в могилу горсть земли. Мне частоснился сон: лежу в дешевом гробу, в пустой часовне, и рядом ни души, нет дажеДонни. Только священник хихикает – ведь мы с ним одни, чего стесняться? Носейчас все переменилось. Я вижу, что кто-то обо мне заботится, я знаю, моясмерть огорчит тебя, потому что ты пытался мне помочь. И похороны ты устроишь,как положено. Я готов, Адам, честное слово, готов.