Дурная кровь - Роберт Гэлбрейт

– Да, мы так и думали, что вы там и застрянете, – сказал Полворт, когда Страйк обозначил ему их местоположение.

– Кто это «мы»?

– Ну, Диди, я ж не охерел еще – браться за такое дело в одиночку. Будем у вас где-то через час. Из машины не вылезайте.

Через час, верный своему слову, Дейв появился из сгущающихся сумерек с пятеркой крепких ребят: двое оказались членами местной спасательной команды, а трое – школьными приятелями Страйка. Одетые в водонепроницаемые костюмы, они на крайний случай прихватили болотные сапоги и взвалили на себя багаж Страйка и Люси. Джип припарковали в каком-то переулке, и небольшой отряд отправился в пеший поход.

Менее чем за два часа пути по болотистой почве и скользкому асфальту Страйк сильно натер культю. Вскоре ему пришлось отбросить гордыню и позволить двум старинным приятелям поддерживать его с обеих сторон. Уже затемно они добрались до пары лодок, которые Полворт оснастил для перемещения по залитым водой полям. То налегая на весла, то отталкиваясь лопастями от дна, они ориентировались с помощью фонарей и компаса.

Полворт мобилизовал всех друзей и знакомых для переброски Страйка и Люси через истерзанный штормами Корнуолл. Несколько миль преодолели на тракторе с прицепом, но в паре мест пришлось идти вброд по ледяной воде; миниатюрную Люси, испросив ее согласие, нес на закорках самый дюжий из спасателей.

На дорогу до Сент-Моза ушло четыре часа. У ворот дома Теда и Джоан брат с сестрой обняли каждого из спасателей.

– Вот только не начинай, – сказал Полворт, когда уставший, измученный болью Страйк попытался выразить словами свои чувства, которые сам считал невыразимыми. – Физдуй в дом, хрена ли мы тут с вами валандались?

Тед, с которым маленький отряд поддерживал связь на протяжении всего пути, встретил их в пижаме у двери черного хода. По его щекам, изборожденным глубокими морщинами, текли слезы.

– Я уж не надеялся, что вы доберетесь, – повторял он, заваривая чай. – Уж и не надеялся, что пробьетесь.

– Как она? – спросила дрожащая от озноба Люси, когда они втроем уселись на кухне, грея руки о чайные кружки и подкрепляясь горячими тостами.

– Сегодня чуток супа съела, – ответил Тед. – Она еще… она теперь много спит. А когда просыпается, ее тянет поговорить. Ой, она будет на седьмом небе, когда вас увидит.

Так и началось для них странное безвременье, подобное тому, что накрыло их в поездке. На первых порах Страйк, который до крови стер культю, вынужден был отказаться от протеза и передвигался по небольшому дому прыжками, придерживаясь за спинки стульев и стены. Он читал электронные сообщения Робин о делах агентства и отправлял ответы, но впечатление было такое, будто новости приходят не из Лондона, а из каких-то неведомых далей.

Тщедушная Джоан стала похожа на птичку; сквозь тонкую кожу просвечивали косточки. Она совершенно ясно дала понять, что хочет умереть дома и не поедет в больницу в Труро, а потому лежала, крошечная, сморщенная, в занимавшей чуть ли не всю спальню большой двуспальной кровати, купленной в ту пору, когда того требовали габариты Теда, высоченного, здорового и накачанного, который только что демобилизовался из Королевской военной полиции, а потом стал доблестным членом местной команды спасателей.

Днем Страйк, Тед и Люси по очереди сидели у кровати Джоан, потому что, бодрствовала она или спала, ей приятно было знать, что кто-нибудь из родных всегда рядом. Утром и днем ее посещала Керенца, и только в это время члены семьи выходили из комнаты. У Джоан отказал глотательный рефлекс, она больше не могла принимать таблетки, поэтому Керенца вводила ей морфин внутривенно. Страйк знал, что она, помимо всего прочего, моет его тетю и выполняет еще более интимные процедуры: его собственное длительное восстановление после ампутации не оставило у него иллюзий по поводу обязанностей медсестер. Добрая, умелая и человечная, Керенца была одной из немногих, кого Страйк был рад видеть в продуваемой сквозняками кухне.

И все-таки Джоан держалась. Три дня после их приезда, четыре: она почти все время спала, но при этом цепко держалась за жизнь.

– Это благодаря вам обоим, – сказал Тед. – Она не хочет уходить, пока вы здесь.

Страйк погружался в омуты ужасающей тишины, слишком огромной, чтобы ее могли заполнить человеческие голоса. Нервы его были натянуты – и от постоянного звяканья чайных ложек в кружках с горячими напитками, которые подавались просто от нечего делать, и от слез, проливаемых Тедом, когда он думал, что никто не смотрит, и от приглушенных вопросов благожелательных соседей.

На пятый день приехал Грег, муж Люси, с тремя детьми. В Лондоне супруги заспорили, насколько правильно срывать мальчишек из школы и тащить в тяжелую, все еще рискованную, невзирая на утихшие шторма, поездку, но Люси не могла больше выносить разлуку. Когда Грег привез детей, они выскочили из машины, тут же бросились к матери, и вся их семья сбилась в тесный кружок, а за ними наблюдали объединенные своим одиночеством Страйк и Тед: один – холостяк, второй – без пяти минут вдовец. Мальчиков отвели повидаться с Джоан, и ей удалось каждого одарить улыбкой. После этого даже Люк притих, а Джек заплакал.

Теперь, чтобы разместить вновь прибывших, потребовались обе гостевые комнаты, и Страйк безропотно вернулся в проходную гостиную, чтобы устроиться на диване.

– Видок у тебя хреновый, – без затей сообщил ему Полворт на шестой день, и Страйк, каждый час просыпавшийся на буграх набитого конским волосом дивана, осознал, что и самочувствие у него такое же. – Давай-ка по пиву дернем.

– Можно мне с вами? – с надеждой спросил Джек.

Пока его мать сидела у постели Джоан, он явно больше тянулся к Страйку, чем к отцу.

– Можно, если папа разрешит, – сказал Страйк.

Грег, который в данный момент прогуливался по саду, прижав к уху мобильный телефон и пытаясь поучаствовать в конференц-совещании с лондонским офисом, пока Люк и Адам гоняли вокруг него футбольный мяч, сообщил о своем согласии поднятым вверх большим пальцем.

Так что Страйк, Полворт и Джек втроем вышли в город. Хотя небо было темное, а дорога все еще в лужах, ветер наконец утих. Когда они дошли до набережной, у Страйка зазвонил мобильник. Не останавливаясь, детектив ответил:

– Страйк.

– Это Штырь. Получил твое сообщение.

– Отправленное десять дней назад, – заметил Страйк.

– У меня дел по горло, ты, неблагодарный кусок дерьма.

– Пардон, – извинился Страйк.

Он знаком предложил Полворту с Джеком идти дальше и опять остановился у портовой стены, глядя на серо-зеленое море и туманный горизонт.

– Я тут слегка копнул, – сказал Штырь, – так вот: ты, Бунзен, никогда не узнаешь, кто она такая. Та баба на пленке. И никто этого не узнает. Но она, видать, наворотила дел, если с ней такое сотворили.

– То есть ты считаешь, поделом ей. – Страйк разглядывал гладкое море: кто бы мог подумать, что оно способно на разрушения, которые нанесло городу.