Голос крови - Том Вулф

– Может, появилось свободное время и он просто чаще ходит в спортзал?

– Я не об этом. Не о мускулатуре. Увидев его, я подумала: «А ты все такой же», но когда я начала ему рассказывать, он меня слушал так по-взрослому, с таким… участием… как будто для него это очень важно, понимаешь?

– Ну да, он до сих пор от тебя без ума.

– Не в том дело. Он держался по-мужски, как человек, берущий на себя ответственность. Он слушал не для того, чтобы сделать мне приятное. Он забрасывал меня вопросами, очень конкретными, профессионально… вроде как он в теме и знает, что надо делать. Он был… не знаю, как сказать… такой… – она хихикает, словно заранее снимая ненужный подтекст с последующего слова, – горячий.

– О господи! Вот уж не думала, что когда-нибудь услышу от тебя, что Нестор Камачо горячий.

– Я не в смысле обалденный или с ума сойти… просто сильный, понимаешь? Я даже подумала, может… – Она не договаривает.

– Ты подумала, что, может, не стоило с ним рвать?

– Я принимала его как данность, – поясняет Магдалена. – Он один всегда готов был меня выручить. И сейчас, если что-то у меня происходит, он первый, о ком я вспоминаю. Это ведь что-то да значит?

– Не могу сказать, что с тех пор ты вышла на другой уровень.

– Да уж, нашла извращенца с криминальным уклоном, – согласилась Магдалена с подругой. – Надо было постараться.

– Не казнись. По крайней мере, у тебя был Нестор, а это не так уж мало. И на чем вы расстались?

– Ни на чем, то-то и оно. Только я почувствовала к нему теплые чувства, как он сбежал.

– Классика жанра.

– Сказал что-то вроде «я должен позвонить своему напарнику» и исчез. В этом даже была… доблесть, что ли. Он словно бросился в бой… не знаю, как еще сказать.

– Рыцарь из Хайалии!

Вдруг обе посмотрели на телеэкран. Сочетание света и тени резко поменялось. Ток-шоу явно записывали в студии, где контраст минимальный, а тут зрителя перенесли в яркий солнечный день, где тень от здания казалась заретушированной чернилами. Трех– или четырехэтажное строение с опоясывающими террасами… нет, галереями во внутреннем дворике. Этажи соединяются наружными лестницами, и у подножия одной из них явно лежит человек, головой вниз, накрытый белым покрывалом, иными словами – труп. Рядом стоят копы, а само место оцеплено желтой полицейской лентой, удерживающей на расстоянии толпу старичков на ходунках.

– Ну-ка, прибавь звук, – просит Амелия.

Магдалена увеличивает громкость. На экране возникает репортер, молодая блондинка.

– Обрати внимание: одни блондинки, даже на испанских каналах, – с досадой в голосе замечает Амелия. Блондинка тараторит в микрофон:

– …и вот что вызывает вопросы: художник жил в Холлендейле, в доме престарелых… практически ни с кем не общаясь… под именем Николая Копински, а свою квартиру превратил в подпольную художественную мастерскую, и доступ туда был для всех закрыт.

– О боже! – вырвалось у Магдалены. – Она сказала «Холлендейл» или мне послышалось?

– Так и сказала.

– О боооооже! – Магдалена крестится и прячет лицо в ладони. – Единственное слово из разговора Сергея по телефону, которое я тогда уловила: «Холлендейл». Остальное – по-русски. Дева Мария! Я должна позвонить Нестору! Что же это происходит? Боже мой…

Она заставяет себя сбегать в спальню за мобильным – и тут же возвращается, чтобы не оставаться в одиночестве, – и находит в «контактах» телефон Нестора. Слышатся звонки, и почти сразу включается автоответчик: «…недоступен. Если вы хотите оставить…»

Магдалена поворачивает к подруге лицо, на котором написано полное отчаяние, и с обреченностью, словно наступил конец света, выдыхает:

– Не отвечает.

Кисуля Посада ждет его у выхода из лифта на втором этаже и, когда двери открываются, обращается к нему: «Офицер Камачо?» – будто не знает, с кем имеет дело, и тут же предлагает следовать за ней в кабинет Шефа.

Нестор пытается по ее красивому лицу определить хоть что-нибудь. Непроницаема, как стена. Э, так дело не пойдет. Как он ее желал в тот день, когда разразился кризис, лишивший его дара речи… Неужели она не помнит? У него вырывается:

– Как тогда… долгий марш!

В полуобороте она на ходу бросает:

– Долгий марш? Здесь несколько шагов.

То есть: «Я не знаю, о чем вы говорите, и мне некогда в это вникать». Как и в прошлый раз, она доводит его до кабинета и со словами «я ему скажу, что вы здесь» скрывается за дверью.

Через секунду выходит.

– Он вас ждет.

Нестор еще раз пытается что-то прочесть: по губам, по глазам, по изгибу бровей, по наклону головы… хоть что-нибудь! Нет, это не женщина, а холодный камень.

Нестор вздыхает и входит. Шеф даже не поднимает головы.:::::: Настоящий шкаф!:::::: Нестор словно открывает его для себя заново. Синяя рубашка с длинными рукавами и звездами на воротничке не может скрыть спрятанную под ней физическую мощь. Вооружившись шариковой ручкой, Шеф изучает лежащую перед ним распечатку. Наконец смотрит на вошедшего. Не встал, не протягивает руки. Просто говорит: «Офицер Камачо». Констатация факта.

:::::: Как дела, шеф? Рад вас видеть, Шеф! :::::: Все не то. Нестор останавливается на самом простом варианте. Подчеркнуто официальном.

– Шеф.

– Садитесь. – Шеф указывает на стул напротив. Точное повторение их первой встречи. Нестор падает духом. Садится. Шеф меряет его долгим взглядом и начинает: – Я должен вам кое-что…

Он не договаривает: в приоткрытую дверь заглядывает Кисуля.

– Шеф? – говорит она несколько неуверенно и манит его рукой. Шеф идет, и между ними происходит короткий тет-а-тет, из которого Нестор разбирает только первую фразу: – Извините, Шеф, что помешала, но я подумала, что это важно…

Потом она понижает голос, и ее речь превращается в тихое бормотание. Кажется, прозвучала фамилия «Королев»… или у него паранойя? Из-за Королева Нестор нарушил комендантский час, и сейчас его наверняка пригласили по этому поводу.:::::: O, Dios Dios Dios:::::: Даже молиться Богу у него не очень получалось. Да и с какой стати Господь должен до него снизойти?:::::: Господи, ты простил даже Иуду, а я лишь совершил грех обмана… и немного солгал… Да хрен с ним! Безнадега! Иуда, по крайней мере, помогал Христу, прежде чем его предать. А я? Бог даже не посмотрит в мою сторону. Я не заслужил. Влип по полной.::::::

А эти двое продолжали шептаться. То и дело у Шефа вырывалось: «бля» и «херасе», а один раз «ну, это уже полная хуйня». Так и сказал.

Наконец переговоры заканчиваются, и Шеф возвращается к столу, но вдруг оборачивается и кричит ей вслед:

– Пусть мелют языком сколько угодно, так им и скажи, но развернуть самолет я не мог при всем желании! У человека – российский паспорт, ему не предъявлено обвинение, никто не сказал, что он представляет для нас «особый интерес», даже сраная «Геральд» его ни в чем не обвиняет. И как же я мог развернуть самолет? А? Эти газетные шишки не понимают, как устроена реальная жизнь! Только и умеют, что просиживать задницы на своих планерках!