Дела адвоката Монзикова - Зяма Исламбеков

Капитан смотрел на весь этот цирк и никак не мог взять в толк: либо жизнь на Земле устроена не так, как он полагал все эти годы, либо, действительно, Монзиков – неординарная фигура, способная привораживать и притягивать к себе всё и всех. Люди к нему тянулись, несмотря на его бедную речь и странные манеры.

– Так, батя, дёрни-ка, чтобы не простудиться, – сказал Семен, протягивая Монзикову большой граненый стакан, доверху налитый горилкой.

– А закуска есть? – спросил Монзиков, принимая из рук в руки вкусно пахнущий напиток.

– А як же? – улыбнулся Семен. – У нас всё есть, как в Греции, – и все разом дружно засмеялись.

– Ну, вот, Монзиков начал травить свои байки, – с улыбкой заметил старпом, стоявший с капитаном и матросом Железняком.

– Да, интересный чувак этот адвокат, – поддержал разговор матрос Железняк, наблюдавший с палубы Леси Украинки всё происходящее.

– Только в Сочи они на этой посудине не пойдут, – уверенно заметил старпом.

– До Сочи им горючки не хватит, а вот до Крыма они могли бы долететь, – капитан рассуждал как опытный моряк, отплававший всю жизнь на различных судах.

– Интересно, а какой у катера запас хода? – спросил матрос Железняк.

– Да какая разница, если им всё равно не плыть! – сказал, как отрезал, старпом.

– Да нет, я – так, ради интереса спросил, – начал было оправдываться матрос.

– А у меня вот другой интерес – не обидят ли эти парни нашего адвоката? – с сомнением заметил капитан.

Команда ещё долго смотрела вслед быстро удалявшейся точке катера, несшегося с колоссальной скоростью к Морскому вокзалу Одессы.

Была спокойная одесская осенняя пора. Слабый северозападный ветерок давал лёгкую рябь на морской глади, а редкие волны то и дело появлялись от проносившихся мимо катеров, скутеров и гидроциклов.

Кампания высадилась у Морского вокзала и на двух новеньких Мерседесах отправилась в кабак, расположенный на Привозе. Желтая листва на деревьях поглощала зеленый цвет, забитый осенними красками. Жухлая трава и опавшие на землю листья говорили о скором приходе зимы. Одесский курорт уже давно опустел и город жил обычной размеренной жизнью, характерной с октября по начало мая каждого года. Именно в этот период жизнь в городе успокаивается, улицы и скверы, парки и сады заметно пустеют, а бездомных животных становится в городе больше, поскольку исчезает сутолока и суета вместе с туристическим бумом.

Монзиков ранее в Одессе не бывал. Он знал, что есть такой город на Украине, где живут евреи, где очень жаркое лето и куда стремятся попасть отдыхающие со всех уголков СНГ. На этом скромные познания адвоката и заканчивались.

В сегодняшней Одессе – городе-герое 21 века, евреев почти и не осталось. Большинство эмигрировало ещё в период Горбачёвской перестройки, а русское большинство дружно объединилось с украинцами, упорно заселяющими этот мегаполис. Свой миллионный рубеж город перешагнул в конце 20-ого века, но сильного притока населения он не испытывает. Промышленность в Одессе, как и везде на Украине, переживает не лучшие после СССР времена, социально-экономических программ развития города и всей Одесской области великое множество, но ни одна из них не выполнена до конца. Город утопает в зелени, но каждый одессит мечтает всё чаще и чаще о том, чтобы как можно больше было зелени в его дырявом кошельке. Потеряв союзный статус, Одесса приобрела республиканский, уступающий в несколько раз по значимости и масштабам прошлых лет. В городе преобладает русская речь, замусоренная жаргоном и украинскими словечками. Красивую, певучую и чистую украинскую мову здесь можно услышать либо в театре, либо по радио или на телевидении. Все названия улиц теперь на украинском, остановки в троллейбусах и трамваях объявляют на украинском, диктор на вокзале также вещает на украинском языке, даже реклама – и та на украинском. А говорит население на русском языке. Дети изучают в школах украинский, а говорит вся молодежь на русском языке. Парадокс?

Машины летели по брусчатке, проскакивая на красный сигнал светофоров и не реагируя на свистки ДАИ. Было весело и интересно. Ребята культурно отдыхали. Монзиков, сидя на переднем сиденье, с интересом разглядывал красивые, но сильно обветшалые дома. Добрые славянские лица прохожих навевали на Александра Васильевича легкую грусть и тоску по дому, но всё скоро быстро закончилось, поскольку машины подъехали к большому кабаку, возле которого были припаркованы дорогие иномарки.

Время близилось к обеду и посетителей было много. Ресторан был оформлен в старинном стиле. В интерьере было дерево и чеканка по металлу. В просторном зале стояли каменные камины, где потрескивали дровишки, а почти в центре был затеян небольшой фонтан. Скорее даже не фонтан, а скульптурная композиция – обнаженный юноша обнимал нагую красавицу, державшую в одной руке венок, из которого ниспадали тоненькие струйки шампанского, а в другой руке был платочек, который также давал тоненькие струи шампанского. Композиция была выполнена из бронзы, а сами фигуры были в человеческий рост. Пьянящий запах шампанского перемешивался с сигаретным дымом и запахом пищи. Светомузыка фонтана и слабое электрическое освещение в зале создавали интимную атмосферу и настраивали посетителей на приятный долгий отдых. На сцене играла группа музыкантов, а безголосая певица пыталась завести публику своими английскими песенками с таким ярко выраженным украинским акцентом, что Монзиков даже чуть не прыснул со смеху. Молоденькие официанточки сновали из угла в угол, обслуживая посетителей, которые в целом вели себя спокойно. Кампания заняла большой стол на 8 человек. Монзиков сидел левым полубоком к ансамблю. Он всё ждал, когда же начнутся расспросы о нем и его делах, но ни парни, ни их девицы явно не спешили. По дороге в кабак Семен кому-то позвонил и забил стрелку в Гетмане – так назывался этот дивный ресторан. Когда заказ был сделан и принесли легкие закуски, в зал вошли четверо парней, двое из которых были обриты наголо. Одетые в кожу, с золотыми цепочками на шеях, ребята направились к Монзикову. Монзиков отодвинул в сторону салат и хотел, было, встать, но в последний момент передумал. Ребята по очереди поздоровались со всеми сидевшими с Монзиковым за столом, и только затем пожали руку адвокату, не называя своих имен. Братание, если можно так назвать приветствие одесситов сводилось к тому, что они поцеловали в губы всех девиц и щеками прижимались к парням во время дружеских объятий, шумно похлопывая друг друга по спине. Эта традиция была развита давно в мужских криминальных союзах бывшего СССР, перешедшая и развившаяся в самостийной Украине, в независимой России и даже в далеком Казахстане.

Шел второй час трапезы, а о Монзикове никто и не говорил. Обсуждали ресторанный и ларечный бизнес, строили планы на следующие выходные, то и дело звонили по трубкам. Спиртного было заказано много, но пили и ели весьма умеренно. Монзиков практически не пил. Ему с лихвой хватило тех 200 грамм горилки, которые он принял на грудь под яблочко. Александр Васильевич плотно подкрепился и когда стали на десерт подавать арбуз, разговор вдруг вышел на него.