Гордость Карфагена - Дэвид Энтони Дарем

На четвертый день в серых утренних сумерках римская кавалерия атаковала карфагенские аванпосты. Нескольким всадникам удалось бежать и подать сигнал тревоги. Но внезапно вся армия Публия возникла из темноты, распространяясь, как река в половодье — через деревья и плоскую равнину. Карфагенские воины едва успели проснуться, схватить оружие и начать формировать ряды. Магон выкрикивал слова приказов и убеждения, которые солдаты ждали от него.

— Вот этот день! — кричал он. — Враг хотел захватить нас врасплох, но ранняя атака не означает победы в бою.

Он многому научился на примере братьев, но внутреннее чутье подсказывало ему, что их армия допускает какую-то ошибку — что он не учел нескольких важных деталей, которые пока не мог назвать. Он впервые понял, как римские генералы чувствовали себя на поле боя перед войском Ганнибала.

Когда армия Публия приблизилась, Магон увидел, что порядок ее построения изменился. Копейщики бегали, словно муравьи, сплетая перекрестие суматохи. Римские легионеры теперь были на флангах, а иберийцы выстраивали центр. Баркиды лихорадочно размышляли, что это могло бы означать. Впрочем, они уже не имели времени, чтобы изменить свой строй. Их солдаты и без того находились в достаточном смущении, пытаясь спешно сформировать ряды боевой колонны. Магон не мог понять, почему Публий поставил слабых бойцов против сильных и наоборот?

Как только они вышли на равнину, римляне ускорили шаг. Чуть позже они перешли на бег, а затем — по сигналу горна — их фланги удвоили скорость. Магон подумал, что при таком темпе они потеряют дыхание, и когда армии встретятся, легионеры останутся без сил. Их броня выглядела довольно тяжелой. Но чуть позже он понял, что воины Публия были натренированы для подобных маневров. Их легкие работали, как мощные меха, и ничто в солдатах не предполагало усталости. Ноги несли их вперед в решительном и быстром беге. Иберийцы в центре продолжали удерживать медленный шаг и вскоре отстали от флангов. После первых залпов дротиков и копий велиты отошли через ряды пехотинцев назад. Оказавшись в тылу, они быстро сформировали отряд и двинулись следом за армией. Эти воины в легких доспехах вытащили мечи из ножен, достали кинжалы из-за поясов или разобрали пики, которые им передали пехотинцы. В своих шлемах, покрытых шкурами животных, они выглядели, как группа охотников, гнавших пехотинцев на врага — львы рядом с волками, медведи среди лис.

Когда две армии столкнулись друг с другом, передняя линия римлян выглядела как подкова. Два ее зубца вонзились в иберийских союзников карфагенян и с первых же мгновений начали быстро расправляться с ними. Велиты снова выбежали вперед и небольшими группами впились во фланги карфагенского войска. Тем временем ливийцы в смущении бездействовали, озирались по сторонам и ожидали приказов. Их копья не находили врагов. Передняя линия иберийцев, которая должна была встретиться с ними, не вступала в бой. По сигналу горна они остановились — слишком далеко от сражения, но достаточно близко, чтобы ливийцы не могли повернуться к ним боком. Карфагенские ветераны не могли помочь союзникам, которые гибли у них на глазах, и они не смели двинуться вперед, поскольку это разрушило бы формацию и вызвало хаос. Они просто ждали, печально вздыхая, пока их соратники падали под римскими копьями и мечами.

Публий сделал невозможное. Он окружил превосходящую по численности армию, лишь перестроив свои войсковые части. Ливийцы в центре оказались не у дел и просто стояли, как те римляне у Канн, которые оказались пойманными в такую же ловушку.

Однако исход битвы был решен не людьми, а слонами. Эти четвероногие гиганты, израненные дротиками и обезумевшие от боли, развернулись и помчались в центр карфагенской армии. В слепой ярости они не слушали приказов погонщиков и прокладывали путь по трупам ливийских ветеранов. Погонщики лупили животных по головам, кричали им в уши и пытались изменить направление их бегства. Но все было тщетно. Каждый из колоссов прокладывал свою смертельную борозду, направляясь к сердцу карфагенского войска. На этом битва и закончилась. Дальше солдаты Публия лишь добивали уцелевших врагов.

Ошеломленный Магон смотрел на поле боя и не верил тому, что он видел. Его спасла лишь сообразительность одного из охранников, который ткнул копьем в зад командирской кобылы. Успокоив вздыбившуюся лошадь, Магон приказал произвести отступление. Но его отряды уже потеряли любую видимость дисциплины. Они побежали. Римляне погнались за ними. Внезапно небо разверзлось ливнем, который замедлил бег легионеров. Остатки карфагенской армии продолжали отступать всю ночь, однако расстояние, которое они покрыли во тьме, не было достаточным. Утром римляне стали наступать им на пятки, оставляя трупы африканцев, как вехи на своем пути. Несмотря на панику и отчаяние, Магон, Ганнон и пять тысяч солдат — в основном массилиотов и ливийцев — ушли от погони римской армии.

* * *

Большую часть долгого лета Имко простоял за плечом Ганнибала, наблюдая, как Фортуна благоволила римлянам и насмехалась над карфагенянами. Марцелл стал острой колючкой в боку Ганнибала. Он разрушал все его достижения. Через две недели после того, как Ганнибал оставил Казилинум, город снова был завоеван легионерами. Краткая осада и предательство свели к нулю все усилия африканского полководца. Жители Капуи имели гарнизон — не лучшие отряды, но с учетом естественных оборонительных рубежей солдаты без труда могли бы отражать атаки римлян. Тем не менее муниципальный совет испугался растущей популярности Марцелла и решил сдать город его войскам. В обмен на личную безопасность советники заключили сделку с римлянами. Однако, когда они открыли ворота и впустили легионеров в город, те в ответ перебили их всех до единого, наказывая за преступления, которые якобы предшествовали их договору.

Казилинум не был единственной неудачей. Фабий Максим вернул Тарент. Клавдий Нерон почти полностью уничтожил отряд из пятисот нумидийцев. Ливий Салинатор напал близ Неаполя на карфагенский флот, напугал адмирала до дрожи в коленях и загнал его обратно на Сицилию. Тем не менее римляне часто проявляли настолько чудовищную глупость, что Имко лишь качал головой в изумлении. Таким был случай с Тиберием Гракхом. Став слишком самоуверенным после разгрома Бомилькара, Гракх слишком близко подошел к Ганнибалу. Возможно, его проводники совершили ошибку в выборе маршрута и были неповинны в этом случае, но они бежали от Гракха, как только завидели нумидийских всадников. Атака африканцев вызвала панику в армии, набранной из рабов. Битва тут же превратилась в развлечение для нумидийцев. Наблюдая за ними с командной позиции, где его отряд стоял в резерве,