Большая пайка - Юлий Дубов

А с начальником смены поговорить можно? Нет, нельзя. А с мастером? Тоже нельзя. Что? И с мастером нельзя? Слесаря вызовите сюда, я объяснить хочу.

Невозможно, это нарушение правил обслуживания. Слушай, дорогой, можно я в ремзону пройду, мне поговорить надо. Нет, вход в ремзону запрещен, если хотите посмотреть, как чинят вашу машину, пройдите, пожалуйста, сюда, вам сквозь стекло все будет отлично видно. Да что ж это за порядки такие? Правила фирмы.

Еще кофе желаете? И долго еще одуревший клиент мотал головой, отгоняя дорогие его сердцу воспоминания о дяде Сереже с Варшавки, долгих и проникновенных разговорах о непонятном скрипе при переключении передачи и фантастическом чувстве облегчения в момент передачи увлажненной трудовым потом десятки из рук в руки.

Со всей страны в бывшую княжескую псарню потянулись представители золотоискательских артелей и угольных бассейнов, металлургических заводов и еще не совсем разорившихся колхозов, творческих союзов и начавших входить в силу коммерческих структур, управлений внутренних дел и бандитских группировок. И все они — чистые и нечистые — были в инфокаровском предбаннике как в райском саду: никто никого не ел, и седые опера с многолетним стажем мирно соседствовали с мрачноватыми, увешанными золотыми цепями образинами, а демократ с трясущейся от возвышенных идей козлиной бородкой стрелял сигаретку у типичного представителя партноменклатуры.

Черный верх, белый низ есть? Есть.

Белый верх, черный низ есть? Есть.

Чтоб внутри было мягенъкое, есть? Тоже есть. Все есть. Вот утвержденные цены. Идите в кассу.

А вот такое тоже есть? Нет, вот такого нету. Остальное все есть, а такого нет.

Это не вполне соответствовало действительности. Было все. Но кое-что Ларри держал в неприкасаемом резерве, о чем, помимо директоров стоянок, не знал никто. И вокруг этого дефицита закручивались привычные людские водовороты, кипели страсти и разыгрывались нешуточные трагедии.

— Простите, как ваше имя-отчество?

— Зиновий Владимирович.

— Зиновий Владимирович, очень приятно. Можно к вам с просьбой?

— Слушаю вас.

— У меня большое горе, Зиновий Владимирович… — Посетитель тряс головой, смахивая слезу.

— Какое горе?

— Моя жена должна вот-вот родить.

— Поздравляю вас. А почему горе?

— У меня вчера угнали машину.

— Ай-яй-яй, как я вам сочувствую. Так в чем вопрос?

— Понимаете, жена пока еще не знает. Если узнает, страшная новость просто убьет ее.

— Что вы говорите!

— Настоящий ужас! Она так любила эту машину…

— Так чем могу?

— Зиновий Владимирович, дорогой, мне срочно нужно купить такую же. Помогите, пожалуйста.

— Какая модель?

— «Пятерка». Белая. Внутри кожа.

— Так в чем вопрос? Посмотрите в окно. Там стоит полтысячи белых «пятерок». Выбирайте и идите в кассу.

— Вы меня не поняли, Зиновий Владимирович. Машина должна быть точно такая же. Понимаете? Точно такая же. Чтобы нельзя было отличить.

— Понимаю. Ну так что?

— Дайте мне вашего человека, пусть лично со мной походит пару часов. Я посмотрю машины. Иначе жена просто не переживет…

— Понял вас, — говорил Зиновий Владимирович, косясь на дверь, за которой толпилось еще человек двадцать. — Вам механика надо. На пару часов. И все?

— Все! Вы не думайте, я компенсирую.

— Паша, — кричал по селектору Зиновий Владимирович, — зайди быстро.

— Вот клиент, — говорил он возникшему Паше. — Окажи ему особое внимание. Пару часиков походи с ним, покажи машины. Пусть выберет, что ему нужно. Понял?

Часа через два появлялся будущий счастливый отец.

— Зиновий Владимирович, — захлебывался он от восторга, — нашел! Представляете, нашел как раз то, что нужно. Вы меня спасли. Это вам! Нет, нет, не вздумайте отказываться, это от чистого сердца.

И сердобольный муж исчезал, кланяясь и прикладывая руку к груди.

Только глубокой ночью, проходя по уже избавленной от покупателей стоянке, Зиновий Владимирович узнавал, что обласканный им посетитель выбирал машину не один, а с женой, и никаких признаков приближающихся родов в ее фигуре не обнаруживалось, и что, пересмотрев несколько «пятерок», они перешли к «четверкам», потом, само собой, к «восьмеркам», а потом клиент потянул Пашу к стоявшим в укромном месте «девяносто девятым», ткнул пальцем и сказал строго:

— Беру эту!

— Тебе кто разрешил выдавать машины из резерва Ларри?! — вопил трясущийся Зиновий Владимирович, предвидя неминуемую расправу.

— Вы же и разрешили, — отбивался Паша, — вы мне что сказали? Особое внимание — раз, показать машины — два, пусть выберет то, что нужно, — три. А что, не надо было?..

Изощренность клиентов, всеми правдами и неправдами пытавшихся вышибить из «Инфокара» какую-нибудь халяву, превосходила самые изысканные деяния Остапа Ибрагимовича Бендера, Ходжи Насреддина и Жиль Бласа из Сантильяны.

— Заберите, — говорила случайно попавшемуся под руку Сысоеву рыдающая девица, и слезы с ее пушистых ресниц разлетались горизонтально, — заберите у меня эту кровавую машину, я вас умоляю, заберите ее, я ни спать, ни есть не могу…

— Что случилось? — бледнел и волновался Виктор, наливая девице воды.

Девица брякала зубами о стакан и постепенно успокаивалась.

— Вы продали мне машину. Месяц назад.

— Я?

— Нет же, не вы. На вашей стоянке. «Восьмерка», длинное крыло, «мокрый асфальт».

— Так, так. — Виктор кивал головой, пытаясь сообразить, каким образом девице удалось проникнуть в резерв Ларри. — Продолжайте, пожалуйста.

— Вон она стоит, за окном. Посмотрите.

За окном стояла «восьмерка», внешний вид которой однозначно свидетельствовал о недавнем близком контакте с уличным фонарем. Машину окружала кучка интересующихся инфокаровских водителей.

— Дайте, дайте мне сигарету. Спасибо. Я никогда, никогда больше не буду покупать у вас машину. Мне говорили, меня предупреждали, я, дура, не верила. Теперь я точно знаю, кто вы такие.

— Кто?

— Вы убийцы! — Девушка с ужасом озиралась по сторонам.

— Почему?

— А! Вы не знаете! Не прикидывайтесь, пожалуйста. Бандитское гнездо?

— Да почему же?

— Вы в милиции когда-нибудь ночевали? На вас наручники одевали? Нет? А на меня одевали!

И девушка протягивала Виктору дрожащие руки.

— О! Я все теперь понимаю. Все! — переполнившись негодованием, лепетала она.